Утверждали, будто присутствие обвиняемых близнецов на месте катастрофы, как раз после заявления о том, что один из них должен лишить жизни судью Дрисколля или же сам лишиться жизни при первой с ним встрече, непровержимо доказывает виновность моих клиентов. Инстинкт самосохранения побуждал будто бы их тайно проникнуть в дом судьи и спасти графа Луиджи, умертвив его противника.
Позволительно осведомиться, однако: чего ради остались они на месте преступления, если оно было действительно ими учинено? Г-жа Пратт не слышала призыва на помощь и проснулась лишь несколькими мгновениями позднее, но, всетаки, вбежав в кабинет, нашла там обвиняемых, которые стояли, не двигаясь с места и не делая никаких попыток к побегу. Еслиб графы Капелли были на самом деле виновны, они успели бы выбежать из дома судьи, раньше чем г-жа Пратт добежала до кабинета. Если бы инстинкт самосохранения оказывался у них развитым настолько сильно, что мог побудить их к убийству безоружнаго человека, то отчего же он внезапно утратился, как раз тогда, когда ему следовало бы проявиться всего энергичнее? Разве кто-нибудь из нас остался бы при таких обстоятельствах на месте преступления? Не будем клеветать подобным образом на собственный свой здравый смысл!
„Обвинительная власть сильно напирала также и на то обстоятельство, что обвиняемые предлагали очень крупное вознаграждение за тот самый кинжал, которым впоследствии совершено было убийство. Ожидали, что вор явится, дабы получить такую солидную награду, а так как он не явился, то в этом усматривают теперь весскую косвенную улику, свидетельствующую якобы о том, чго кинжал вовсе не был украден. Утверждают, что обявление о пропажи кинжала и обещание выдать крупную награду тому, кто вернет его законным владельцам, являлось просто-на просто шарлатанством или, выражаясь точнее, обманом на почве тщеславия. Обстоятельство это, в связи с достопамятным и как бы пророческим заявлением покойнаго касательно кинжала, найденнаго потом в роковом кабинете, где возле убитаго не оказалось другого живого человека, кроме владельца кинжала и его брата, завершает будто бы неопровержимую цепь доказательств, свидетельствующих, что убийство учинено именно моими злополучными клиентами.
„Я предложу суду допросить меня под присягой и покажу, что одновременно было предложено столь же крупное вознаграждение также и за выдачу вора. Предложение это, сделанное конфиденциально, не было опубликовано в газетах. При всем том, о нем было нескромно упомянуто или, точнее говоря, намек, сделанный на него, не был опровергнут. При таких условиях, которыя казались тогда не внушающими опасений, подобная доверчивость была, пожалуй, ошибочной, потому, что при разговоре, мог присутствовать, чего добраго, и сам вор. (Том Дрисколль, все время пристально глядевший на Вильсона, потупил при этих словах глаза.) Если вору действительно довелось услышать о приготовленной для него ловушке, то он, разумеется, предпочел оставить кинжал у себя, так как попытка продать этот кинжал или заложить его могла бы обойтись смельчаку слишком дорого. (Присутствовавшие принялись кивать головами в знак согласия с тем, что довод, выставленный защитой, сам по себе недурен.) Я неопровержимо докажу гг. присяжным, что в кабинете судьи Дрисколля был посторонний человек за несколько минут до того времени, когда вошли туда обвиняемые. (Заявление это произвело чрезвычайно сильное впечатление среди присутствующих на суде. Даже самыя сонныя головы приподнялись и насторожили уши.) В случае надобности я докажу показаниями трех девиц Кларксон, что через несколько минут после того, как раздался в доме судьи крик «На помощь!», оне встретили особу в костюме девицы под вуалью. Особа эта выходила через заднюю калитку из двора того самаго дома, куда сбегались все соседи. Позволю себе заметить, что тут вовсе не было девицы. На самом деле это был мужчина, переодетый в женское платье. (Опять таки сильнейшее впечатление среди публики и присяжных; Вильсон, поглядывавший на Тома, чтоб посмотреть, какое действие произведет на молодого человека это заявление, остается совершенно довольным полученными результатами и говорит себе самому: «На этот раз я несомненно угадал»). |