Милорд, бродивший поблизости, тотчас же подошел ко мне.
-- Ну, как он решил? -- спросил он меня.
-- Так, как вы хотели, -- ответил я. -- Вы увидите могилу.
По описанию Маунтена проводники легко определили расположение могилы
Баллантрэ. В самом деле, она находилась как раз на основном рубеже лесных
дебрей, у подножия гряды вершин, легко опознаваемых по их очертаниям и
высоте, откуда брали начало многие бурные потоки, питающие внутреннее море
-- озеро Шамплэн. Поэтому можно было держать путь прямо, вместо того, чтобы
следовать по кровавым следам беглецов, и мы покрыли за шестнадцать часов то
же расстояние, которое смятенные путники проделали в шестьдесят. Лодки мы
оставили на реке под надежной охраной, хотя было вполне вероятно, что к
нашему возвращению они накрепко вмерзнут в лед. Снаряжение, которое мы
захватили с собой, включало не только груду мехов для защиты от холода, но и
запас канадских лыж, которые позволили бы нам передвигаться после того, как
выпадет снег. Наше отбытие было тревожно, продвигались мы как авангард в
виду врага и тщательно выбирали и охраняли места ночевок. Именно эти
предосторожности остановили нас на второй день пути всего в нескольких
сотнях шагов от места нашего назначения: темнело, лужайка, где мы
находились, была пригодна для надежного лагеря, и сэр Уильям поэтому дал
приказ сделать привал.
Перед нами была высокая гряда вершин, на которую мы весь день держали
путь, продираясь сквозь непроходимую чащу. Уже с первыми проблесками
рассвета серебристые пики были для нас маяком, до которого нам предстояло
преодолеть бурелом болотистого леса, пронизанный бурными потоками и
заваленный чудовищными валунами. Вершины (как я говорил) были серебристые,
потому что в горах снег уже выпадал каждую ночь, но леса и низины были еще
только схвачены морозом. Весь день небо было затянуто грязной пеленой
испарений, в которых солнце плавало, тускло поблескивая, как серебряный
шиллинг. Весь день ветер дул слева, зверски холодный, но в то же время
бодряще-свежий... Однако к вечеру ветер стих, облака, лишенные его напора,
рассеялись или вылились дождем, солнце садилось у нас за спиной в зимнем
великолепии, и белые лбы громоздящихся пиков покрылись лихорадочным румянцем
умиравшего дня.
Было уже совсем темно, когда мы кончили ужинать; ели мы в молчании и
едва лишь кончили еду, как милорд отошел от костров к самой границе лагеря,
куда я за ним поспешно последовал. Лагерь был расположен на возвышенности, с
которой видно было замерзшее озеро длиною около мили. Вокруг нас по гребням
и впадинам темнел лес. Над нами белели горы, а еще выше в ясном небе светила
луна. Воздух был совершенно неподвижен, даже деревья не скрипели, и звуки
нашего лагеря были приглушены, растворены этой тишиной. Теперь, после того
как и солнце и ветер ушли на покой, ночь казалась теплой, словно в июле, --
странная иллюзия в зимнюю пору, когда и земля, и воздух, и вода только что
не лопались от стужи. |