-- Да, и это на другой же день! -- кричал Тэм. -- Бедный наш храбрый
Баллантрэ! И бедные славные ребята, которые не оставили его одного! Едва они
перевалили через гребень холма, тот уже собрался в путь, Иуда! Ну, оно
конечно, ему-то это на пользу: он будет моим лордом; а нашим мертвым -- им
тлеть там, в горных вересках! -- И при этом, если Тэм бывал уже достаточно
пьян, он принимался всхлипывать.
Только начни повторять без конца одно и то же -- люди чему угодно
поверят. Мало-помалу такое истолкование поступков мистера Генри укоренялось
в нашей округе; об этом говорили те, кто знал правду, но кому говорить было
не о чем; это слушали и повторяли как достоверное люди неосведомленные и
недоброжелательные. Мистера Генри начинали сторониться; еще немного -- и
деревенские стали перешептываться, когда он проходил мимо, а женщины (они
всегда смелее, потому что им нечего бояться) кричали ему в лицо свои упреки.
Баллантрэ возвеличивали, как святого. Припомнили, что он никогда не
притеснял арендаторов, чего он действительно не делал, -- только прибирал к
рукам и тратил собранные деньги. Правда, иной раз он бывал буен, но
насколько же лучше откровенно буйный барич, который скоро угомонится, чем
скряга и выжига, который сидит, уткнув нос в приходные книги, и выколачивает
последний грош из бедного фермера.
Одна потаскушка, у которой от Баллантрэ был ребенок и с которой он, как
все знали, обошелся очень дурно, стала ни с того ни с сего ярой
ревнительницей его памяти. Однажды она швырнула в мистера Генри камнем.
-- А где добрый молодец, что доверился тебе? -- крикнула она.
Мистер Генри придержал коня и всмотрелся в нее. С губы у него стекала
кровь.
-- Это ты, Джесс? -- сказал он. -- И ты тоже? А ты бы должна была знать
меня лучше.
Ведь он все время помогал ей деньгами.
Женщина схватила еще один камень и замахнулась им, а мистер Генри,
чтобы заслониться, поднял руку, державшую хлыст.
-- Как! Ты хочешь ударить женщину? Ах ты пащенок! -- закричала она и
убежала, причитая, словно он в самом деле ее ударил.
На другой же день по всей округе, словно пожар, разнесся слух, что
мистер Генри избил Джесс Браун, да так, что она едва не умерла. Я привожу
это в пример того, как нарастал снежный ком и как одна клевета порождала
другую, и мой бедный господин был наконец настолько опорочен, что стал
домоседом не хуже милорда. Дома он ни разу, в этом вы можете быть уверены,
не промолвил ни слова жалобы; самый повод для клеветы был слишком больным
вопросом, чтобы его затрагивать, а мистер Генри был очень самолюбив и упорен
в своем молчании. Старый лорд, должно быть, слышал об этом кое-что от Джона
Поля, а то еще от когонибудь; во всяком случае, он должен был заметить
изменившееся поведение сына. Но даже и он, вероятно, не представлял,
насколько далеко зашло дело. |