ГЛАВА ВТОРАЯ. ОБЗОР СОБЫТИЙ (продолжение)
За этот сухой морозный декабрьский день я проделал последнюю часть
своего пути, и надо же было, чтобы проводником моим оказался Пэти
Макморленд, брат Тэма! Ни от кого еще в жизни не слыхивал я столько грязных
сплетен, как от этого белобрысого, кудлатого, босоногого оборвыша лет
десяти. Он их, должно быть, вволю набрался от своего братца. Я и сам был
тогда не так уж стар, гордость еще не взяла верх над любопытством, да и кого
угодно в то холодное утро захватил бы рассказ о старых распрях, услышанных в
тех самых местах, где происходили все эти события.
Проходя по трясине, мальчик без умолку болтал о Клэвергаузе [11], а
когда мы перевалили через гребень, пришел черед рассказам о черте. Когда мы
проходили мимо аббатства, я узнал старые истории о монахах и о
контрабандистах, которые приспособили развалины монастыря под свои склады и
высаживаются на берег всего на расстоянии пушечного выстрела от Дэррисдира.
Но всю дорогу каждый из Дьюри и особенно бедный мистер Генри подвергались
особому поношению. Эти рассказы так меня настроили против моих будущих
хозяев, что я был даже как будто удивлен, когда передо мной открылся
Дэррисдир, укрывшийся на берегу живописной бухты у подножия Монастырского
Холма. Дом был удобный, построенный во французском, а может быть, и в
итальянском стиле -- я плохо разбираюсь в этих вещах, -- и вся усадьба
богато разукрашена цветниками, газонами, подстриженным кустарником, купами
деревьев. Те деньги, которые тут без толку тратились, могли бы полностью
восстановить благосостояние семьи; но на поддержание поместья в том виде, в
каком оно было, не хватило бы никакого дохода.
Сам мистер Генри вышел встретить меня у дверей. Это был высокий
черноволосый молодой джентльмен (все Дьюри -- брюнеты), лицо у него было
открытое, но невеселое, он был очень крепкого телосложения, но, кажется,
далеко не крепкого здоровья. Без всякой чопорности он взял меня под руку и
сразу расположил к себе простым и приветливым разговором. Не дав мне сменить
дорожное платье, он сейчас же повел меня знакомиться с милордом. Было еще
светло, и первое, что я заметил, это ромб простого стекла посредине
гербового оконного витража, что, как вспоминаю теперь, показалось мне тогда
упущением в такой великолепной комнате, украшенной фамильными портретами,
подвесками на лепных потолках и резным камином, возле которого сидел старый
лорд, погруженный в своего Тита Ливия [12].
Открытым выражением лица он очень напоминал мистера Генри, но казался
человеком более тонким и приятным, да и разговор его был в тысячу раз
занимательней. У милорда нашлось ко мне много вопросов об Эдинбургском
университете, где я только что получил свою степень магистра искусств, и о
профессорах, имена и таланты которых были ему, казалось, хорошо известны. |