"Простая формальность". В Греции надо быть в первых
числах октября.
Поднявшись на свой этаж, я протянул письмо Алисон и не сводил с нее глаз,
пока она читала. Я ожидал, что она расстроится - ничего похожего. Поцеловала
меня.
- Я же говорила!
- Говорила.
- Это нужно отпраздновать. Поехали на природу.
Я подчинился. Горевать она не собиралась, и я по трусости не задался
вопросом, почему это меня так задевает. Мы поехали на природу, потом в кино,
потом на танцы в Сохо; она все еще не думала горевать. Но после любви сон не шел
к нам, и пришлось поговорить начистоту.
- Алисон, что мне делать завтра?
- Напиши, что согласен.
- А ты хочешь, чтобы я согласился?
- Опять двадцать пять.
Мы лежали на спине, ее глаза были открыты. Фонарь отбрасывал на потолок
дрожащую тень листвы.
- Если б ты знала, как я к тебе отношусь...
[41]
- Знаю, знаю.
И опять осуждающее молчание.
Я дотронулся до ее голого плеча. Она отвела мою руку, но не отпустила.
- Ты ко мне, я к тебе - что за разговор? Не я и не ты, а мы. Я отношусь к
тебе так же, как ты ко мне.. Я ведь женщина.
В панике я сформулировал вопрос:
- Ты выйдешь за меня, если я сделаю тебе предложение?
- Так об этом не спрашивают.
- Да я б завтра женился на тебе, если б был уверен, что ты сама этого
хочешь.
- Ох, Нико, Нико. - Ливень хлестнул в оконные стекла. Она шлепнула меня по
руке. Воцарилось молчание.
- Я должен уехать из этой страны, понимаешь?
Она не ответила, но, помедлив, заговорила:
- На следующей неделе Пит возвращается.
- И что он намерен делать?
- Не бойся. Он знает.
- Откуда ты знаешь, что знает?
- Я написала ему.
- Что он ответил?
- Без обид, - выдохнула она.
- Хочешь снова быть с ним?
Она оперлась на локоть, повернула мое лицо к себе, наклонилась.
- Скажи: "Выходи за меня замуж".
- Выходи за меня замуж.
- Не выйду. - И отвернулась.
- Зачем ты это сделала?
- Так проще. Я стану стюардессой, ты уедешь в Грецию. Ты свободен.
- И ты.
- Ну хорошо, и я. Доволен?
Быстрыми, длинными волнами дождь гулял по вершинам деревьев, бил по крыше и
окнам - неурочный, весенний. Казалось, спальня полна невысказанных фраз,
молчаливых
[42]
укоров; тревожная тишина, как на мосту, который вот-вот рухнет. Мы лежали рядом,
не касаясь друг друга, барельефы на разоренной могиле кровати, до тошноты боясь
облечь свои мысли в слова. Наконец она заговорила, пытаясь справиться с
неожиданно охрипшим голосом:
- Я не хочу делать тебе больно, а чем больше я лезу к тебе тем тебе
больнее. И не хочу, чтобы ты делал мне больно, а чем больше ты меня
отталкиваешь, тем больнее мне. - Ненадолго встала. Снова залезла в постель. |