- И симулянтка. Специально писала, чтоб я прочел.
Долгая пауза. Она зажмурилась.
- Только прочел?
[46]
И снова расплакалась, уже п моих объятиях. Я попытался се успокоить. Обещал
отложить поездку, отказаться от места - и наконец она сделала вид, что приняла
эти потоки вранья за чистую монету.
Утром я уговорил ее позвонить на курсы и сказаться больной; весь день мы
провели за городом.
Назавтра - до отъезда оставалось три дня - пришла открытка с
нортамберлендским штемпелем. Митфорд, человек, работавший на Фраксосс, сообщал,
что вот-вот будет в Лондоне и мы сможем встретиться.
В среду я позвонил ему в офицерский клуб и пригласил выпить. Оказалось, он
на два-три года старше, загорелый, с выпуклыми голубыми глазами на узком лице.
То и дело поглаживал темные подполковничьи усики, одет был в темно-синий пиджак
с военным галстуком. От него за версту разило солдафоном; между нами сразу
завязалась партизанская война самолюбий. Он десантировался в оккупированную
немцами Грецию и всех знаменитых кондотьеров тех лет называл запросто, по
именам: Ксан, Падди. Соответствовать триединому стандарту истинного филэллина
(джентльмен, исследователь, головорез) ему мешали ненатуральный выговор и
шаткий, косноязычный жаргон приготовишки в стиле виконта Монтгомери. Догматизм,
нетерпимость. Весь мир расчерчен окопами. Захмелев, я полез на рожон: заявил,
что в войсках два года жил только страстным предвкушением дембеля. Глупее не
придумаешь. Я хотел получить от него информацию, а вызвал неприязнь; в конце
концов я признался, что мой отец был офицером регулярной армии, и спросил об
острове.
Кивком он указал на застекленную стойку с закусками.
- Вот это остров. - И, тыча сигаретой: - Его местные называют... -
Греческое слово. - То бишь пирог. На вид - один к одному, понял, старик?
Водораздел. По одну сторону, вот тут, школа и деревня. Больше ни на северной
стороне, ни на другой, южной, ничего нет. Вот такой расклад.
- А школа?
[47]
- Лучшая в стране, без балды.
- Дисциплина?
Он вскинул руку жестом каратиста.
- Работа тяжелая?
- Средней паршивости. - Глядя в зеркало за стойкой, он подкрутил усы и
пробормотал названия двух или трех учебников.
Я спросил, куда пойти вечером.
- Некуда. Остров красивый, гуляй, если нравится. Птички, пчелки, жу-жу.
- А деревня?
Он мрачно усмехнулся:
- Ты что, старик, решил, что в Греции деревни такие же, как у нас? Общество
- полный ноль. Учительские жены. Полдюжины чиновников. Наездом - поп с попадьей.
- Вскинул подбородок, словно воротничок слишком жал. Нервный жест,
скрывающий минутное колебание. - Несколько вилл. Но они десять месяцев в году
заколочены.
- Да, умеешь ты утешить.
- Дыра. Что уж тут, дыра жуткая. Да и хозяева вилл тоже серятина. Кроме
одного, но с ним ты вряд ли увидишься.
- Почему?
- Если честно, мы с ним поцапались, я ведь что думаю, то и режу в лицо.
- Да из-за чего?
- Мерзавец сотрудничал с немцами. Отсюда и поехало.
- Он выдохнул клуб дыма. |