|
Однако позвольте мне... Коричневая жилистая рука опять призвала к молчанию, взмахом обведя море и горы на юге, будто я мог его неправильно понять. Я искоса взглянул на него. Он был явно из тех, кто мало смеется. Лицо его напоминало бесстрастную маску. От носа к углам рта пролегали глубокие складки; они говорили об опытности, властном характере, нетерпимости к дуракам. Слегка не в своем уме - хоть и безобиден, но невменяем. Казалось, он принимает меня за кого-то другого. Обезьяньи глаза уставились на меня. Молчанье и взгляд тревожили и забавляли: он словно пытался загипнотизировать какую-нибудь птичку. Вдруг он резко встряхнул головой; странный, не рассчитанный на реакцию жест. И преобразился, точно все происходившее до сих пор было лишь розыгрышем, шарадой, подготовленной заранее и педантично исполненной с начала до конца. Я опять потерял ориентировку. Оказывается, он вовсе не псих. Даже улыбнулся, и обезьяньи глаза чуть не превратились в беличьи. Повернулся к столу. - Давайте пить чай. - Я хотел попросить стакан воды. Это... - Вы хотели познакомиться со мной. Прошу вас. Жизнь коротка. Я сел. Второй прибор предназначался мне. Появилась старуха в черной - от ветхости серой - одежде, с лицом морщинистым, как у индейской скво. Она косо тащила поднос с изящным серебряным заварным чайником, кипятком, сахарницей, ломтиками лимона на блюдце. - Моя прислуга, Мария. Он что-то сказал ей на безупречном греческом; я разо- [86] брал свое имя и название школы. Не поднимая глаз, старуха поклонилась и составила все на стол. С ловкостью завзятого фокусника Конхис сдернул с тарелки лоскут муслина. Под ним были сандвичи с огурцом. Он разлил чай и указал на лимон. - Откуда вы меня знаете, г-н Конхис? - Мою фамилию лучше произносить по-английски. Через "ч". - Отхлебнул из чашки. - Когда расспрашивают Гермеса, Зевс не остается в неведении. - Боюсь, мой коллега вел себя невежливо. - Вы, без сомнения, все обо мне выяснили. - Выяснил немногое. Но тем великодушнее с вашей стороны. Он посмотрел на море. - Есть такое стихотворение времен династии Таи. - Необычный горловой звук. - "Здесь, на границе, листопад. И хоть в округе одни дикари, а ты - ты за тысячу миль отсюда, две чашки всегда на моем столе". - Всегда? - улыбнулся я. - Я видел вас в прошлое воскресенье. - Так это вы оставили внизу вещи? Кивнул. - И сегодня утром тоже видел. - Надеюсь, я не помешал вам купаться. - Вовсе нет. Мой пляж там. - Махнул рукой в направлении гравийной площадки. - Мне нравится быть на берегу в одиночестве. Вам, как я понимаю, тоже. Ну хорошо. Ешьте сандвичи. Он подлил мне заварки. Крупные чайные листья были разорваны вручную и пахли дегтем, как все китайские сорта. На второй тарелке лежало курабье - сдобное печенье конической формы, обсыпанное сахарной пудрой. Я и позабыл, как вкусен настоящий чай; меня понемногу охватывала зависть человека, живущего на казенный счет, обходящегося казенной едой и удобствами, к вольному богатству власть имущих. Сходное чувство я испытал когда-то за чаепитием у старого холостяка преподавателя в колледже Магдалины; та же зависть к его квартире, библиотеке, ровному, выверенно- [87] му, расчисленному бытию. |
