|
"Что я делаю? Я поднимаю руку. Что он делает? Он поднимает руку. Что они делают? Они поднимают руки. Их руки подняты? Да, их руки подняты". Я находился в положении чемпиона по теннису, обреченного играть с мазилами и подавать через сетку запоротые ими мячи. То и дело поглядывая в окно на синее небо, на море и кипарисы, я молился, чтобы скорее наступил вечер и можно было уйти в учительский корпус, лечь на кровать и глотнуть узо. Казалось, зелень Бурани принадлежит совсем иному миру; она и далека и близка одновременно; а маленькие загадки, что к концу недели стали в моих глазах просто [98] крошечными, были всего-навсего неизбежной оскомой или случайностью - ив конечном счете оборачивались утонченным наслаждением. 15 На сей раз он дожидался меня за столом. Я отбросил к стене походную сумку, он крикнул Марии, чтоб подавала чай. Он почти не чудил - возможно, потому, что явно намеревался выудить из меня побольше сведений. Мы поговорили о школе, об Оксфорде, о моей семье, о преподавании английского как иностранного, о том, почему я поехал в Грецию. Хотя вопросы так и сыпались из него, искреннего интереса к тому, что я говорил, все-таки не чувствовалось. Его заботило другое: симптомы моего поведения, тип людей, к которому я принадлежу. Я был любопытен ему не сам по себе, но как частный случай. Раз или два я попытался поменяться с ним ролями, но он вновь дал понять, что о себе рассказывать не хочет. О перчатке я не заикался. Лишь однажды мне, кажется, удалось удивить его по-настоящему. Он спросил, откуда моя необычная фамилия. - Она французская. Мои предки были гугенотами. - А-а. - Есть такой писатель, Оноре д'Юрфе... Быстрый взгляд. - Вы его потомок? - Так считается в нашей семье. Доказать это никто не пытался. Насколько мне известно. - Бедный старина д'Юрфе; сколько раз я кивал на него, намекая, что на моей персоне лежит отсвет высокой культуры давних столетий. Я улыбнулся в ответ на неподдельно теплую, чуть ли не лучезарную улыбку Кончиса, - Разве это что-то меняет? - Просто забавно. - Может, разговоры одни. - Нет-нет, похоже на правду. А вы читали "Астрею"? - К несчастью. Жуткая тягомотина. - Oui, un peu fade. Mais pas tout a fait sans char- [99] mes(1). - Безупречное произношение; улыбка не сходила с его губ. - Так вы знаете французский! - Плоховато. - Я принимаю у себя прямого наследника du grand siecle(2). - Ну уж и прямого. Но мне было приятно, что он так думает, приятно его внезапное льстивое благоволение. Он поднялся. - Так. В вашу честь. Сегодня я сыграю Рамо. Повел меня в залу, занимавшую всю ширину этажа. Три стены уставлены книгами. В дальнем конце блестел зелеными изразцами очаг; на каминной полке - две бронзовые статуэтки в современном стиле. Над ними - репродукция картины Модильяни в натуральную величину: чудесный портрет печальной женщины в трауре на голубовато-зеленом фоне. Усадив меня в кресло, он порылся в нотах, отыскал нужные; заиграл; после коротких, щебечущих пассажей - затейливые куранты или пассакалии. |
