|
А вскоре - этого со мной тоже не было несколько месяцев - попробовал сочинить стихотворение. Златые корни с черепа-утеса Роняют знаки и событья; маска Ведет игру. Я - тот, кого дурачат, Кто не умеет ждать и наблюдать, Икар отринутый, забава века... [103] * * * Он предложил закончить осмотр дома. Мы очутились в пустой, неприглядной прихожей. В северном крыле размещались столовая, которой, по его словам, никогда не пользовались, и еще одна комната, более всего напоминавшая лавчонку букиниста; книжный развал - тома заполняют шкафы, кучами громоздятся на полу вместе с подшивками газет и журналов; на столе у окна - увесистый, еще не распакованный сверток, видимо, только что присланный. Он приблизился ко мне с циркулем. - Я кое-что смыслю в антропологии. Можно померить ваш череп? - Протестовать было бессмысленно, я наклонил голову. Тут и там покалывая меня иглами, он спросил: - Любите читать? Точно забыл - хотя как он мог забыть? - что в Оксфорде я изучал литературу. - Конечно. - И что вы читаете? - Он занес результаты измерений в блокнотик. - Ну... в основном романы. Стихи. И критику. - Я романов не держу. - Ни одного? - Роман как жанр больше не существует. Я ухмыльнулся. - Что вас рассмешило? - У нас в Оксфорде так шутили. Если вы пришли на вечеринку и вам нужно завязать разговор, первый вопрос должен быть именно таким. - Каким? - "Не кажется ли вам, что роман как жанр больше не существует?" Хороший предлог, чтобы потрепаться. - Понимаю. Никто не воспринимал этого всерьез. - Никто. - Я заглянул в блокнот. - У меня какие-нибудь нестандартные размеры? - Нет. - Он не дал мне сменить тему. - Зато я говорю серьезно. Роман умер. Умер, подобно алхимии. - Убрал руку с циркулем за спину, чтобы не отвлекаться. - Я понял это еще до войны. И знаете, что я тогда сделал? Сжег все романы, которые нашел в своей библиотеке. Диккенса. [104] Сервантеса. Достоевского. Флобера. Великих и малых. Сжег даже собственную книгу - я написал ее в молодости, по недомыслию. Развел костер во дворе. Они горели весь день. Дым их развеялся в небе, пепел - в земле. Это было очищение огнем. С тех пор я здоров и счастлив. - Вспомнив, как уничтожал собственные рукописи, я подумал, что красивые жесты и вправду впечатляют - если они тебе по плечу. Он стряхнул пыль с какой-то книги. - Зачем продираться сквозь сотни страниц вымысла в поисках мелких доморощенных истин? - Ради удовольствия? - Удовольствия! - передразнил он. - Слова нужны, чтобы говорить правду. Отражать факты, а не фантазии. - Ясно. - Вот зачем. - Биография Франклина Рузвельта. - И вот. - Французский учебник астрофизики. - И вот. Посмотрите. - Это была старая брошюра "Назидание грешникам. Предсмертная исповедь Роберта Фулкса, убийцы. 1679". - Нате-ка, прочтите, пока вы тут. Она убедительнее всяких там исторических романов. Его спальня, окнами на море, как и концертная на первом этаже, занимала чуть ли не всю ширину фасада. |
