Второе лицо после надзирателя был кондуктор; его деятельность простиралась, как и надзирательская, тоже на целый округ в 250 миль. Он сидел с кучером и, когда являлась необходимость, проезжал это огромное пространство без отдыха и без сна, день и ночь, позволяя себе изредка вздремнуть на крыше кареты. Каково! Я уже говорил раньше, что его обязанность была заботиться о почте, о всех непредвиденных случайностях, о пассажирах и об экипаже, пока он все это не передавал под росписку следующему кондуктору. В виду этого кондуктор должен быть человеком не глупым, решительным и весьма исполнительным. Это были большею частию люди смирные, приятные, относящиеся внимательно к своему долгу и вполне джентльмэны. Не было особенной надобности окружному надзирателю быть джентльмэном, между ними были и простые. Но он всегда обязан быть грозным начальником в своей административной деятельности и обладать большою смелостью и решимостью, иначе управление этими необузданными подчиненными было бы в тягость. Всех кондукторов было около 16-ти или 18-ти, так как со всех пунктов должна была ежедневно отправляться почта, а с каждою почтою должен был ехать кондуктор.

Следующее значительное лицо за кондуктором был, моя утеха и отрада, кучер, я говорю в настоящем смысле значительное лицо, а не в кажущемся, потому что нам известно, что в глазах простого народа кучер стоял в отношении кондуктора, как адмирал относительно капитана на флангманском судне. Его обязанность была совершать довольно длинный путь и потому весьма мало спать; и еслиб не высокое положение, занимаемое им, по его понятиям, то доля его была бы печальная, тяжелая и утомительная. Кучера менялись каждый день или каждую ночь (они обязаны были ездить взад и вперед по одному и тому же пути) и потому нам никогда не удавалось свести с ними такого близкаго знакомства, как с кондукторами; да кроме того они, пожалуй, сочли бы за унижение дружить с пассажиром, таким ничтожеством в их глазах. Несмотря на это, нас всегда интересовал каждый новый кучер, или мы радовались отделаться от прежняго, неприятнаго, или сожалели разставаться с тем, с которым свыклись и который оказывался обходительным и уживчивым; и потому при каждой перемене кучера мы обращались к кондуктору с вопросом: который из них? Приходилось весьма плохо и кучеру, когда внезапно заболевал один из его товарищей; почту останавливать нельзя, она должна продолжать свой путь и вот, эта важная особа, ожидавшая с наслаждением сойти с козел, чтоб приятно заснуть и отдохнуть от долгой ночной поездки в темноте, под дождем и ветром, должна была оставаться где находилась и справлять обязанности большого. Однажды в Скалистых Горах, когда я увидел спящаго на козлах ямщика, при бешеной езде на мулах, кондуктор сказал, махнув рукой: «Ничего, он исполняет двойную обязанность, — сделавши только-что 75 миль, теперь обращается обратно по тому же пути, не успев отдохнуть». В продолжение 150 миль все время сдерживать упорных животных от какого-нибудь бешенаго порыва! Оно положительно кажется неправдоподобным, но я хорошо помню все разсказы об этом.

Как я уже говорил, смотрители станций, конюха и пр. были люди грубаго, низкаго происхождения, и с самаго запада Небраски до Невады большая часть их может быть названа прямо разбойниками, бежавшими от правосудия, преступниками, которых лучшая защита была находиться в стране, где не было законов и где даже претензия на это не высказывалась. Когда надзиратель округа давал какия-нибудь приказания этому народу, то вполне сознавал, что, пожалуй, придется стрелять в них из своей морской шестистволки, чтоб заставить слушать себя; сознание такого права и было причиною, что дела шли всегда тихо и гладко. Иногда, однако жь, надзиратель убивал конюха, при обучении его какому-нибудь делу, когда мог бы только пригрозить ему палкой, если бы обстоятельства и окружающие его были другие. Надзиратели сами были люди всегда сварливые, вполне сознающие свою силу, и когда они брались учить одного из своих подчиненных, то сему последнему приходилось весьма плохо.