|
И тогда любопытно было видеть быстроту этого стараго скелета с паукообразными ногами, а буйвол погнался за ним; голова вниз, высунув язык, хвост кверху, рыча и мыча и положительно скашивая все по пути, роя землю рогами, швыряя песок вихрем вверх! Клянусь, то была яростная скачка! Я с седлом снова очутился на крупе лошади, с уздой в зубах и держась обеими руками за седло. Сначала мы далеко оставили собак за нами, потом пролетели мимо осла-кролика, настигли кайота и достигали уже дикую козу, как вдруг подпруга лопнула и я был выброшен на тридцать ярдов влево, а когда седло спускалось по лошадиному крупу, она лягнула с такою силою, что оно взлетело на четыреста ярдов вверх на воздух; дай Бог мне умереть сейчас же, если это не было так. Я упал как раз у единственнаго дерева, растущаго на протяжении девяти смежных участков (это каждый мог видеть простым глазом). В следующую секунду я ухватился за дерево всеми ногтями и зубами, потом, раскорячившись на главном суке, проклинал свою участь. Но буйвол в моих руках, если только не придет ему в голову одна вещь; этого-то я и боялся, и боялся весьма серьезно. С одной стороны была надежда, что это ему не придет в голову, а с другой стороны, наоборот, шансов было мало. Я уже решил, что мне делать, если буйволу придет это на ум. С места моего до земли было немного выше сорока футов. Я осторожно распутал ремень с моего седла.
— Как с седла? Разве вы седло взяли с собою на дерево? — Взять седло на дерево? Опомнитесь, что вы говорите. Конечно, я не брал, никто бы этого не сделал. Оно само попало на дерево при падении. — А, вот что. — Конечно. И так, я распутал ремень и прикрепил один конец к суку, крепость котораго могла сдержать сотни пудов. На другом конце я сделал мертвую петлю и спустил ремень, чтобы узнать его длину. Он спускался на двадцать два фута, ровно на половину до земли. Потом я зарядил каждый ствол моего «Allen» двойным зарядом. Я был доволен и сказал себе: если только он не догадается о том, чего я так страшусь, то хорошо, но если он догадается, то будь что будет, а участь его решена. Вам верно известно, что именно то, чего мы не желаем, то большею частью с нами и случается! Это верно. Я следил за буйволом с волнением, котораго никто не поймет, не испытав такого положения; я каждую минуту мог ожидать смерти. У буйвола вдруг сверкнули глаза. Я ожидал этого, подумал я; если мои нервы не выдержат, я потерян. И действительно, то, чего я боялся, то и случилось: буйвол полез на дерево. — Как, буйвол? — Конечно, он, кто же больше! — Но ведь буйвол не может лазить! — Не может, что вы? Если вы в этом так уверены, то значит не видели, как он пытался это сделать. — Нет, я даже во сне этого никогда не видел! — Зачем же вы тогда болтаете? Раз вы этого не видели, то это еще не значит, что оно не может быть. — Хорошо, согласен, продолжайте. Что же вы сделали? — Буйвол полез и поднялся футов на десять, но оступился и слез. Я вздохнул легче. Он снова начал лезть, поднялся несколько выше этот раз, по опять оступился. Немного погодя решился еще раз попытаться и на этот раз с большою осторожностью. Постепенно поднимался он все выше и выше, а мужество мое падало все ниже и ниже. Вижу, лезет, хотя медленно, но лезет, глаза горят, язык высунут, все выше и выше, передвинул ногу через коренастый сук и посмотрел вверх, как бы говоря: «Ну, дружище, ты мое мясо». Снова лезет, снова поднимается выше, и чем выше и чем ближе, тем более возбуждается. Он находился теперь в десяти футах от меня! Я перевел дыхание и сказал себе: «Теперь, или никогда». Петля была готова, я тихо стал спускать ремень, пока не дошел до головы животнаго, и потом вдруг опустил, и петля как раз окружила шею и затянулась! Быстрее молнии я направил ему в морду весь заряд моего «Allen». |
