Посланный от Слэда поскакал во весь опор известить ее об его аресте; тут же села она на коня и со всей энергией, которую возбуждали в этом пылком и здоровом темпераменте любовь и отчаяние, она торопила своего скакуна скорее пролететь эти 12 миль неровной и скалистой дороги, разделявшия ее от обожаемаго ею человека.

Тем временем партия волонтеров делала надлежащия приготовления для казни, в долине, прорезанной отрогом горы. Ниже каменных построек Пфута и Росселя находился крааль, столбы ворот котораго были крепки и высоки; наверху положили перекладину, к которой прикрепили веревку, а ящик из под товаров служил платформою. К этому месту привели Слэда, окруженнаго хорошо вооруженною и многочисленнейшею стражею, какая только когда-нибудь существовала в территории Монтана.

Несчастный осужденный был на вид так изнурен и утомлен постоянным плачем, воплем, рыданиями и жалобами, что едва мог стоять под роковой перекладиной. Он безпрестанно восклицал: „Боже мой, Боже мой, неужели я должен умереть? О, моя дорогая жена!“

По окончании казни, на возвратном пути встретились друзья Слэда, между ними были и члены комитета, люди почтенные и заслуженные, но которые лично любили покойнаго. Узнав об исполнении над ним приговора, один из них, доблестный мужчина, отошел в сторону, вынул платок и заплакал, как дитя. Слэд неумолкаемо и жалобно просил дозволения свидеться с женою, и казалось, жестоко было отказать ему в этом, но боязнь каких-нибудь кровавых последствий, вследствие неизбежной попытки на бегство, которую возбудило бы в нем присутствие и мольбы его жены, была причиною того, что его просьба осталась неуваженной.

По его желанию послано было за несколькими джентльмэнами для последняго свидания; из них судья Дэвис держал короткую речь народу, но так тихо, что его могли разслышать только близко стоявшие. Один из друзей Слэда после долгой мольбы о пощаде сбросил с себя сюртук и обявил, что прежде, чем повесить осужденнаго, его должны убить. Сто ружей были тотчас же направлены на него, он бежал, но, остановленный во-время, должен был покориться, надеть свой сюртук и дать, обещание впредь не бунтовать.

С трудом можно было найти во всей Виргинии человека., согласившагося арестовать Слэда, хотя потом много народа присоединилось к назначенной страже. Все сокрушались о суровой необходимости казни.

Когда все было готово, дана была команда: „Люди, исполняйте ваш долг!“, и тотчас же ящик был вытащен из под ног его, и он умер почти мгновенно.

Тело было снесено в ратушу Виргинии, в темную комнату, и едва успели положить его, как примчалась несчастная подруга покойнаго; после этой быстрой и бешеной езды пришлось понять, что поздно, что все уже кончено и что она — горем убитая вдова! Отчаяние и надрывающие сердце крики ея были доказательством ея глубокой привязанности к потерянному мужу и долго не могла она придти в себя и возстановить свои силы.

Есть странная черта в характере таких буйных удальцов, черта положительно непостижимая. Настоящий буйный удалец одарен храбростью, а между тем он самым низким образом старается воспользоваться неловким положением врага; вооруженный и свободный, он будет стоять смело перед толпою и драться с нею до последней капли крови, а между тем, безпомощно стоя у виселицы, он будет плакать и молить о пощаде, как ребенок. Нетрудно назвать Слэда трусом (осужденные, не умеющие умирать, быстро получают название трусов и легкомысленных людей), в особенности, когда читаешь о нем, что „осужденный был на вид так изнурен и утомлен постоянным плачем, воплем, рыданиями и жалобами, что едва мог стоять под роковой перекладиной“, сейчас же это позорное слово просится на язык, но, судя по поведению его в Скалистых Горах, где он, убивая и застреливая товарищей и вождей бродяг, легко подвергался их мщению и между тем никогда не прятался и не бежал от них. Слэд доказал, что он человек безподобной храбрости. Какой трус сделал бы это? Много известных трусов, малодушных, грубых и развращенных, говорили предсмертное слово без содрогания голоса и переходили в вечность как бы в самом спокойном состоянии; ведь не высоконравственное чувство храбрости поддерживало этих мало развитых людей? Итак, если высоконравственное чувство храбрости не есть необходимое качество для встречи смерти, то чего же именно недоставало этому смелому Сладу, этому кровожадному, отчаянному, вместе с тем учтивому и вежливому джентльмену, который никогда не смущался предупредить своих самых опасных врагов о том, что он убьет их где бы то ни было и когда бы то ни было, при первой встрече? Это загадка, над которой стоит призадуматься.