Мулы, после долгой брани, ласковаго понукания и ударов кнута иногда порывались тащить карету, поднимая пыль выше колес, но это длилось недолго, после пройденных ста или двухсот ярдов, они снова остановились и опять начиналось чихание и жевание удил. Опять порывы к движению и опять отдых. Весь день мы так промаялись, без воды для животных и ни разу не переменив их; по крайней мере, одни и те же мулы везли нас в продолжение десяти часов, а тут немного не хватает до целаго дня, да еще такого, как в alkali степи. ехали мы от четырех утра до двух пополудни; к тому же была убийственная, угнетающая жара и духота, а в наших кувшинах последняя капля воды и та высохла, а между тем мы изнывали от жажды! Было глупо, скучно и тяжело, и как нарочно, часы утомительно длинно тянулись и казались нам годами, так хотелось бы их ускорить! Пыль alkali была настолько едка, что губы наши полопались, глаза едва смотрели, а из носу постоянно текла кровь, так что ничего романическаго и интереснаго в этом не было, а была одна страшная, ненавистная действительность — жажда, изнемогание и тоска.

Мы делали две мили с четвертью в течение часа, и так продолжалось десять часов под-ряд; обыкновенная наша езда была восемь или десять миль в час, потому не легко было свыкнуться с этим черепашьим шагом. Когда мы приехали на станцию, лежащую на окраине степи, радость наша была так велика, что трудно найти, даже в лексиконе, слово подходящее, разве только в пространном с картинками; но что касается бедных мулов, то, я думаю, собрав всевозможные лексиконы на всевозможных языках, не найдешь подходящих слов, чтоб описать жажду и усталость их. Чтоб дать понять читателю, насколько жажда их мучила, было бы все равно, что «позолотить золото или подбелить лилию».

Написав это изречение, мне кажется оно плохим, ну, да что жь делать, теперь уже не вычеркну. Мне давно нравилось это выражение, я находил его грациозным и удачным и все старался где-нибудь вписать, конечно, в подходящем месте, но все не удавалось. Эти усилия действовали плохо на мое воображение и потому разсказ мой местами немного безсвязен и не гладок. В виду этих обстоятельств решаюсь оставить мое изречение там, где оно вклеено, раз оно, хотя временно, успокоит мои нервы.

ГЛАВА XIX

Утром на шестнадцатый день нашего выезда из Сент-Жозефа, мы приехали к самому входу Скалистаго Кэньона, двести пятьдесят миль от Соленаго-Озера. Где-то тут, в этих местностях, далеко от жилья белых, кроме станции, встретили мы в первый раз в жизни самый несчастнейший тип рода человеческаго. Я говорю о гошутах-индейцах (Goshoots). Из того, что мы видели и слышали, они стоят гораздо ниже презренных индейцев, рудокопов в Калифорнии; ниже всех диких рас на континенте, ниже даже жителей Terra del Fuegans; ниже готтентотов и в некотором отношении ниже Kytches, жителей Африки. Право, шутки в сторону, мне пришлось перелистывать все огромные томы Вуда «Варварския племена», чтоб найти дикое племя, подходящее к гошутам-индейцам, и нашел только один народ — это бушмены южной Африки.

Гошуты-индейцы, которых мы видели по дороге и около станции, были малорослы, худощавы и тщедушны; кожа, как у американских негров, темная, лица и руки покрыты слоем грязи, которую они накапливали месяцами, годами и даже поколениями; молчаливая, раболепная и предательская раса, подглядывающая всюду, как делает это благородный краснокожий, о котором мы читаем; как все другие индейцы ленивы, замечательно выносливы и терпеливы; гнусный попрошайка, вечно голодный, неразборчивый на еду, готов сесть то, чем свинья пренебрегает; в душе охотник, но главная забота убить и сесть осел-кролика, кузнечика, стрекозу и украсть падаль у кайота и сарыча; дикари до такой степени, что когда к ним обращаются с вопросом, верят ли они в великаго духа, в котораго все индейцы веруют, они приходят в волнение, думая, что им предлагают виски; жалкая раса, эти полунагие гошуты-индейцы, они ничего не производят, не имеют селений, никаких общественнных сборищ — это люди без крова, взамен котораго, они набрасывают на куст тряпье, чтоб предохраниться от снега, и вместе с тем живут в самой скалистой, холодной и непривлекательной стране.