Бушмены и гошуты-индейцы, очевидно, происходят от себе подобной гориллы или кенгуру — родоначальники человечества, по словам Дарвина.

Менее всего можно было ожидать от гошутов-индейцев нападения, так как они в течение многих месяцев кормятся около станции разными отбросами, а между тем, бывало, ночью, когда менее всего ожидаешь, они поджигали строения и, спрятавшись, из-за засады убивали людей. Однажды ночью они напали на почтовую карету, где единственным пассажиром был судья из Невады, и с первым залпом туча стрел разорвала сторы, ранила лошадей, а также и кучера, чуть ли не на смерть. Возница был весь в ранах и пассажир тоже. При крике кучера о помощи судья Мотт выбежал из кареты, вскочил на козлы, взял в руки возжи, и полетели они сквозь толпу тщедушных дикарей, под градом стрел. Раненый кучер скатился на подножку, но не выпускал возжей, сказав, что будет править, пока его не сменят. Когда судья настоял и взял возжи, то кучер, лежа у него ног, указывал путь, говоря, что надеется протянуть, пока не оставит индейцев далеко за собой, тогда главное затруднение будет уничтожено, и если судья поедет так-то и так-то (он указывал дорогу), то они могут доехать благополучно до следующей станции. Судья живо обогнал неприятеля и, наконец, подехав к станции, успокоился, что все опасности миновали; но у него уже не было товарища по оружию, с которым он мог бы порадоваться: храбрый кучер был мертв.

Постараемся теперь забыть наше резкое суждение об оверлэндском почтовом кучере. Отвращение, которое я имел к гошутам-индейцам, я, поклонник Купера и обожатель краснокожих, даже школьных дикарей в «Последнем из Могиканов», которых удачно сравнивают с жителями девственных лесов, разделяющих каждое изречение на две равныя части: одна замечательно грамматична, изыскана и благозвучна, другая же напоминает говор горцев и грубых охотников, — итак, гадливость, которую я питал к гошутам, я, поклонник индейцев, убедила меня строже проверить мои знания, чтобы посмотреть, не излишне ли было мое обожание к краснокожему. Открытия, которыя я сделал, были полны разочарования, и странно было, как этот народ сразу упал в моих глазах, и как скоро я пришел к тому убеждению, что во всяком индейском племени вы найдете гошута, более или менее смягченнаго, может быть, окружающими обстоятельствами, но всетаки гошута. Они достойны сожаления, несчастныя создания, и издали вполне пользуются моим, вблизи же — ничьим.

Есть предположение заграницей, что Балтиморская и Вашингтонская железнодорожныя компании и многие из их агентов — гошуты, но это пустяки. Существует небольшое сходство, которое и может ввести в заблуждение несведущих, но не людей опытных, видавших оба эти племя. Серьезно говоря, это даже не остро и не благовидно распускать вышеприведенную молву, которая всетаки повредила этому классу людей, так много перенесшему трудностей в этих ужасных степях Скалистых Гор. Одному небу известно! Если мы не можем уделить им христианскаго чувства, симпатии и сострадания, то, во имя Всевышняго, не будем бросать в них грязью.

ГЛАВА XX

На семнадцатый день мы переехали самыя высокия вершины виденных нами гор, и хотя день был теплый, но следующая за ним ночь была так холодна, что одеяла нам были весьма полезны.

На восемнадцатый день на станции Риз-Ривер (Reese-River) мы встретили восточную команду строителей телеграфнаго общества и воспользовались случаем послать телеграмму его превосходительству губернатору Карсон-Сити (разстояние в сто пятьдесят шесть миль).

На девятнадцатый день мы проехали Большую Американскую степь — сорок памятных нам миль глубокаго песку, в котором колеса утопали от шести дюймов до одного фута. Этот путь проделали мы большею частью пешком, это было скучное и тяжелое странствование: все страдали от жажды, а воды не было. Дорога через всю степь белелась от усеянных скелетов быков и лошадей, можно сказать без преувеличения, что с каждым шагом мы ступали на кость, и так можно бы пройти все сорок миль.