— Я могу разсказать вам уморительную вещь, если вы только пожелаете ее выслушать. Однажды Гораций Грилей ехал по этой дороге; когда он выезжал из Карсон-Сити, он сказал кучеру Генк-Монку, что он обязан читать лекцию в Пласервилле и потому очень торопится туда доехать. Генк-Монк ударил бичем и поехал очень скоро, карета подпрыгивала так страшно, что все пуговицы на пальто Горация оторвались, и наконец он головой своей пробил крышу кареты и жалобно воззвал к Генк-Монку, прося его ехать тише, сказав, что теперь менее торопится, нежели десять минут тому назад. Но Генк-Монк ответил: «Сидите смирно, Гораций, я вас привезу туда во-время», — привезти-то он привез, по что?

Через восемь часов по выезде из Соленаго-Озера-Сити на одной из станций вошел к нам мормонский проповедник, человек скромный, мягкоречивый и любезный, сразу производивший самое приятное впечатление.

Я не могу забыть, с каким паѳосом в голосе разсказывал он нам историю странствования и не возбуждающаго ни в ком сожаления страдания его народа. Никогда с каѳедры не слышал я столько трогательнаго и торжественнаго красноречия, как описание этого перваго пилигримства мормонов через степи, с печальным усилием подвигаясь вперед, в страну изгнания, отмечая свой тяжелый путь могилами, орошенными слезами. Его разсказ так на нас подействовал, что мы все обрадовались и легче вздохнули. Когда разговор принял другой оборот, мы стали говорить о любопытной здешней стране. Разговаривая приятно то о том, то о сем, иностранец вдруг сказал:

— Я могу разсказать вам уморительную вещь, если вы только пожелаете ее выслушать. Однажды Гораций Грилей ехал по этой дороге; когда он выезжал из Карсон-Сити, он сказал куперу Генк-Монку, что он обязан читать лекцию в Пласервилле и потому очень торопится туда доехать. Генк-Монк ударил бичем и поехал очень скоро, карета подпрыгивала так страшно, что все пуговицы на пальто Горация оторвались, и наконец он головой своей пробил крышу кареты и жалобно воззвал к Генк-Монку, прося его ехать тише, сказав, что теперь менее торопится, нежели десять минут тому назад. Но Генк-Монк ответил: «Сидите смирно, Гораций, я вас привезу туда во-время», — привезти-то он привез, но что?

За десять миль от Рэгтоуна мы наткнулись на странника, лежащаго на земле в ожидании смерти; он, оказалось, шел, сколько мог, но под конец члены его изменили ему, голод и усталость одолели; было бы безчеловечно оставить его, мы заплатили за его проезд до Карсона и внесли его в карету. Не скоро, однако, заметили мы в нем признаки жизни, но, вливая ему водки в рот и растирая члены, мы привели его в сознание, потом накормили; понемногу он стал оживать и понимать свое положение, в глазах его видна была благодарность. Мы устроили ему из почтовых сумок, насколько можно было, удобную постель и подложили под голову пальто вместо подушки. Он казался счастливым и довольным и, посмотрев на нас, с волнением, но слабым голосом сказал:

— Джентльмэны, я не знаю, кто вы, но вы спасли мою жизнь, и хотя я никогда не в состоянии буду отплатить вам за все это, я надеюсь, однако, суметь развлечь вас хотя на один час в вашем длинном путешествии. Я вижу, вы мало знакомы с этой страной, но мне она известна, а потому я могу разсказать вам уморительную вещь, если вы только пожелаете ее выслушать. Однажды Гораций Грилей…

— Страждущий, — закричал я с поспешностью, — остановитесь, а то погибнете! Вы видите перед собою печальные остатки некогда сильнаго и могучаго человека.