Но ничего нет вечнаго на земле. Как только мрак усилился, мы так и врезались носом лодки в пристань, Хигбай бросил весла и крикнул «ура!», я бросил руль, чтобы помочь, но внезапно лодка закружилась и… перевернулась.

Страдания, которыя причиняет эта алкалическая вода на ушибы, ссадины и царапины, положительно трудно передать и только смазывание больных мест жиром несколько умеряет боль, но, не взирая на это, мы ели, пили и спали великолепно эту ночь.

Говоря о разных особенностях Моно-Лэк, я должен упомянуть, что местами вокруг всего берега стоят массами живописныя скалы, издали напоминающия башенки, и груда беловатаго грубаго известняка, в виде цемента, смешаннаго с хрящем; если отломать кусок этого цемента, то найдешь глубоко лежащия отличнаго вида и совершенно окаменелыя яйца чаек. Как они туда попали? Не знаю. Я просто передаю факт, потому что это действительно факт, а пусть уже читатель, геолог сам разберет на досуге эту загадку и разрешит ее по своему.

К концу недели мы отклонились от поездки в Сиерры и несколько дней провели под снежным Кастль-Пик, и весьма удачно занялись там рыбною ловлею в прозрачном, миниатюрном озере, поверхность котораго стояла на десять или на одиннадцать футов выше уровня моря; во время полдневных жаров августа месяца мы прохлаждались тем, что сидели на снежных рифах, под защитою которых роскошно росла трава и цвели нежные цветы, а ночью занимались разговором, наслаждаясь прохладою, доводившей нас иногда почти что до замерзания. Вернувшись на Моно-Лэк и заметив, что там возбуждение на счет цементной руды улеглось на время, уложили свои вещи и поехали обратно на Эсмеральду. М-р Баллу занялся разведываниями, но местность пришлась не по вкусу и он один отправился на Гумбольдт.

В то же самое время произошел со мною маленький случай, который остался мне навек в памяти, так как я был близок от смерти. Надо сказать, что во время ожидания жителей одного нападения со стороны индейцев они прятали свой порох в помещения безопасныя и недалекия, чтобы иметь его под рукой в случае надобности. Сосед наш спрятал шесть кружек пороху в трубу одной заброшенной кухонной печи, которая стояла на открытом воздухе, близ сруба амбара или какого-то навеса, и с той минуты забыл и думать о нем. Мы наняли полудикаго индейца выстирать нам белье, и он вместе со своим ушатом поселился в этом срубе.

Заброшенная печь была всего на шесть футов от него и стояла как раз напротив. Пришло в голову индейцу согреть воду; он вышел, затопил забытый пороховой магазин и поставил котел воды для согревания, затем вернулся к ушату. Я вошел к нему в сруб, бросил ему еще белья и платья и только-что хотел с ним заговорить, как вдруг послышался страшный треск: оказалось, что печь взорвало на воздух и она исчезла с наших глаз, не оставляя за собою никаких следов. Разлетевшиеся обломки ея упали на отдаленныя улицы, крыша над нашею головою на-половину провалилась и одна из заслонов печей, разрезав пополам маленькую стойку перед самым носом индейца, с визгом пролетела между нами и вылетела, проткнув навес. Я был бледен, как полотно, слаб, как котенок, и сразу лишился дара слова. Индеец же остался невозмутимым, он не выказал ни страха, ни смущения; он только бросил стирать, выдвинулся весь вперед и стал удивленно обозревать гладкое, пустое место, потом сказал:

— Пфу! От печи куча ушла! — и возобновил свое стирание так же спокойно, как будто ничего не произошло особеннаго, а было обыкновенное явление печей взлетать и разлетаться на куски.