ГЛАВА XL

Я теперь приближаюсь в разсказу одного страннаго эпизода, весьма страннаго, который оставил по себе сильное воспоминание в моей ленивой, ничего не стоющей и пустой жизни. Близ города, на склоне одной горы, выступали красноватые кварцевые края, обнаруживающие признаки серебряных прожилок, которыя глубоко проникали, разумеется, в недра земли. Они принадлежали обществу, называемому «Обширный Запад». Там была шахта, глубиною в шестьдесят или в семьдесят футов, прорытая внизу под кварцевым краем, и каждый знал о существовании этой скалы и об ея богатстве, которое, впрочем, было не из ряду выходящее. Я тут замечу, что неопытному человеку, все кварцы известной области могут казаться одинаковыми, но старый, бывалый человек при одном взгляде на смешанныя груды скал отделит части их и скажет, которая откуда и куда идет, так же свободно, как кондитер отделяет и располагает конфектами, смешанными в одной куче.

Прошел слух, что «Обширный Запад», говоря языком минеров, «ударил по богатой!». Весь город заволновался, все сбежались посмотреть на новое раскрытие, и несколько дней подряд скопление народа около «Обширнаго Запада» было так велико, что неизвестному показалось бы, что верно собрался митинг для заседания. Разговор только и вертелся, что о богатом открытии, никто более ни о чем не думал и не говорил, как только об этом. Каждый брал и уносил с собою образчик, молол его в ступке, промывал в своей роговой ложке и безмолвно глядел на чудесные результаты. Это была скала не твердая, но черное, растворяющее вещество, которое можно было смять в руке, как картофель, и потом, положив на бумагу, видеть в нем множество крапинок золота и частички «самороднаго» серебра. Хигбай принес целую горсть к нам в хижину, и когда он промыл ее, то удивление его было выше всякаго описания. Общество «Обширнаго Запада» возгордилось. Говорили, что были сделаны ему предложения продать по тысяче долларов за фут, но общество отказало. Каждый из нас испытал неудачи, но такой обидной, чтоб не иметь возможности приобрести собственность в «Обширном Западе», казалось, трудно перенести. Свет Божий мне опротивел и жизнь сделалась тягостна, я потерял аппетит и способность чем бы то ни было интересоваться; к несчастью, я принужден был не двигаться с этого места вследствие своего безденежья и видеть и слышать радостныя лица и разговоры.

Общество «Обширнаго Запада» запретило, наконец, брать и уносить с собою образчики этой руды, и хорошо сделало, потому что каждый кусок изображал из себя крупную ценность. Чтоб дать понять о чрезвычайном богатстве этой руды, я только замечу, что одна 1600 часть фунта была продана так, как есть, при самом отверстии шахты, по одному доллару за фунт, человек, который совершил эту покупку, навьючил ее на мулов и отправился в Сан-Франциско, не взирая на разстояние и трудности сделать сто пятьдесят или двести миль по горам, довольный тем, что получит громадную прибыль, которая вполне вознаградит его за труд. Общество также дало приказание своим служащим не пускать на руду никого без дозволительнаго пропуска. Я все продолжал предаваться своим мрачным мыслям, Хигбай также не мог успокоиться, но выражал это иначе, чем я. Он постоянно ходил около скалы, разсматривал ее через лупу, обозревал ее ее всех сторон и с разных мест и после каждаго такого изследования приходил все к одному и тому же результату, и возвращался, говоря одну и ту же фразу: «Нет, это „не“ есть скала „Обширнаго Запада!“

Раза два он мне говорил, что непременно проникнет в шахту „Обширнаго Запада“, несмотря на опасность быть застреленным. Я так был убит, что совсем хладнокровно относился к его намерению. Попытка его в этот день потерпела неудачу; он отправился ночью, — опять не удалось; на другой день встал чуть свет, попытался — и снова неудачно.