– Угу…

Честно говоря, Миша ничего не улавливал.

– Комитет комсомола и международный отдел рекомендовали нам тебя как человека, которому можно доверять. Нам нужно, чтобы ты присмотрелся к своему соседу: что он за человек? С какой целью приехал в СССР?

И только тут до Миши дошло.

– Вы думаете, Алекс может быть шпионом?! – ахнул он.

Петр Иванович лукаво улыбнулся:

– Кто знает, кто знает… Ты же понимаешь: все эти американские студенты так или иначе связаны с ЦРУ. В другом случае они бы здесь не оказались.

– Ну да, – согласился Миша.

– Мы пока не в курсе, кто из них более опасен, кто менее. Но в любом случае мы должны за ними приглядывать. Подружись с Алексом, познакомься через него с остальными американцами. А раз в неделю будешь приносить нам подробный отчет о том, что ты видел и слышал.

От волнения Миша нечаянно хрустнул пальцами:

– Хорошо.

– Значит, договорились?

– Договорились.

«Так вот оно что!» – подумал Миша, выходя назад в солнечный коридор.

У него точно гора с плеч свалилась. Значит, и вправду не было никаких подслушивающих устройств и слухов о кокаине. И первый отдел вовсе не жаждал крови студента Степанова. Наоборот, его облечили высоким доверием, дали сложное задание, пожали на прощание руку – как настоящему боевому товарищу…

– Ну, соседушка, держись! – прошептал Миша. Он явственно представлял себе, как принесет просиявшему Петру Ивановичу досье на Алекса: со всеми явками, паролями, именами… В школу КГБ Мишу примут без собеседования. И дадут орден, который будет скромно храниться в ящике письменного стола. Носить его Миша не станет. Зачем хвастаться? Советского человека украшает скромность.

Уже через несколько дней пребывания в СССР Алекс посчитал, что более менее освоился с окружающей действительностью.

Странностей вокруг было много. Во первых, оказалось, что это не советские студенты платят за учебу, а государство платит им, чтобы они учились. И еще, нельзя было выбирать себе предметы – ни в школе, ни в вузах. Человек поступал на факультет и был обязан обучаться тому, чему велели.

Во вторых, отношение русских к иностранцам. Это была загадочная смесь зависти, чувства превосходства и недоверия. Одногруппники Алекса по разному реагировали на это: кто то нервничал, кто то списывал все на особенности русского менталитета.

– А что тут удивительного? – пожимал плечами Жека. – Зависть – потому что у вас много всяких здоровских вещей. Чувство превосходства – потому что СССР – это колыбель мировой революции.

– А США – колыбель демократии, кока колы и Мерилин Монро! – сразу нашелся Алекс.

– Один – ноль в нашу пользу, – сочувственно вздохнул Жека. – Мне Мерилин Монро тоже нравится, но против мировой революции она не катит. А не доверяют вам потому, что вы враги.

Впрочем, Алекс не особо страдал, когда кто то вроде Миши Степанова воспринимал его как потенциального людоеда и кровопийцу.

– Всю жизнь мечтал побыть отъявленным злодеем! – довольно хихикал он.

Алекс действительно не упускал возможности слегка поизмываться над своим соседом: то расспрашивал его о московских проститутках, то заводил разговоры о сущности коммунизма: мол, объясните неграмотному, что это такое. Миша мялся, пытался отделываться цитатами из классиков марксизма и в результате Алекс всегда ловил его на том, что тот толком ничего не знает.

Вступить в настоящий конфликт Степанов не решался: толи смелости не хватало, толи давало себя знать приличное воспитание.