А советские газеты и вовсе все запутывали. В них было столько пропаганды, что отличить, что правда, а что ложь, не представлялось возможным.
В общем, Алекс чувствовал себя Колумбом, прибывшим на новую, никому не ведомую землю.
В международном отделе уже все собрались. Стараясь дышать в сторону, Алекс сел на свободный стул между Андреа Хадсон и Триш Миллер.
– Держите свое расписание, – произнес Ховард, раздавая отпечатанные на машинке листы.
– Ты куда нибудь ездил? – спросила шепотом Триш. – Нет? А мы уже были на Красной площади. Я всю жизнь думала, что Кремль – это тюрьма вроде Алкатраса. А оказалось, что там расположены правительственные здания.
– А какое здесь метро! – восторженно воскликнула Андреа. – Везде мрамор, статуи, мозаики! Напротив нас в вагоне сидел парень: он зевнул, а у него полный рот золотых зубов!
Алекс покровительственно оглядел девчонок.
– А я сделал серьезное этнографическое открытие. Оказывается, водка для русских – это то же самое, что для нас психоаналитик: весьма способствует налаживанию контактов с окружающими.
ГЛАВА 4
Мише Степанову было плохо. По настоящему.
И дело было не в том, что с похмелья башка разламывалась на куски. Просто он до истерики боялся за свое будущее.
Зачем к нему подселили Алекса Уилльямса? Кто то решил его подставить? Или, может быть, проверить? Если так, то проверка провалилась с самого начала.
И потом, кто наболтал Алексу, что Миша известный наркоторговец?
Миша встал со скомканной постели, побродил по комнате. На табуретке – пустая бутылка, на полу – засохшая лужа неизвестно чего.
С апартаментами в иностранном секторе, похоже, придется распрощаться. И дело не в том, что Миша был в чем то виноват. Дело в том, что он попал под подозрение . А подозрительных здесь не держат.
Вчера Жека, пьяный до невозможности, все твердил ему: «У тебя мания преследования. Алекс просто пошутил: отомстил тебе за пельмени. И нет здесь никаких подслушивающих устройств!»
Ага, нет… Где это видано, чтобы американцев оставляли без присмотра? Да даже если и так, Алекс все равно настучит, что его обокрали. Американцы всегда на всех стучат: это у них в крови. Мише об этом один знакомый парень рассказывал: бросишь ты, к примеру, окурок в неположенном месте, и какая нибудь сволочь тут же наберет полицию.
Тикал будильник, по радио бодрая пионерка декламировала стишок.
– Вот дура! – в сердцах обругал ее Миша.
Жеке хорошо: у него мать – торговый работник, квартира в пределах Садового кольца… Его вышибут – ему по фигу, он все равно в Москве останется. А вот Мише Степанову придется домой, в город Пучеж, ехать. Уж как там его встретят, можно себе представить: мать зарыдает, отец кинется ее успокаивать… А старые знакомые будут останавливать на улице и сочувствовать: «Что, не получилось в Москве то осесть? Ну да, оно и понятно… В москвичи то, поди, не всех берут».
Пить хотелось неимоверно. Миша прошлепал в туалет. Зачерпнув воды из под крана, похлебал с ладони. На раковине стоял стаканчик с зубной щеткой и бритвой американца. Ишь, прописался!
В комнате Алекса было тихо: видать, сосед уже куда то умотал.
В этот момент во входную дверь настойчиво забарабанили.
– Миша! Открой!
Это была вахтерша Марь Иванна.
– Тебя к телефону! – горячо выпалила она. – Кто то важный!
Миша недоуменно поскреб затылок. Кому он мог потребоваться?
Так и не найдя тапочек, он потащился к марь ивановской конторке.
– Алло! Степанов слушает.
Мужской голос на том конце провода был незнакомым.
– Здравствуйте, Михаил Георгиевич, – произнес он ласково. |