«Появится какой то чужой ребенок, будет папой меня звать…» – вдруг вспомнилось ему. Он всегда отталкивал от себя мысль о будущем. И вот это будущее наступило.

Нормальной сумки, в которую можно было положить Ленины вещи, они так и не обнаружили.

– Неужели во всем доме нет ничего подходящего? – сердилась Марика.

– А я то откуда знаю? – оправдывался Миша. – Я тут совсем недавно живу.

– Тогда все в наволочки запихаем. Я тут нашла несколько штук.

– А что брать?

– Я возьму еду, Жека пусть найдет зубную щетку; пасту и мыло, Алекс – тапочки. А ты собирай одежду.

Автобусы, разумеется, уже не ходили, на такси денег не было. Нервные, взъерошенные, с наволочками за спиной, они бежали по улицам.

Народ вовсю гулял: рвались хлопушки, веселые компании, перекрикивая друг друга, исполняли «Ой, мороз, мороз».

Внезапно рядом с Мишей и компанией поравнялся милицейский «козелок».

– Ваши документы!

Поначалу Степанов не понял, чего от него хотят. И только потом до него дошло: новогодняя ночь, половина квартир стоит пустая, а тут подозрительная шайка с кучей барахла в наволочках несется в неизвестном направлении. Разумеется, милиционеры решили, что перед ними воры, обчистившие чей то дом.

– Документы! – повторил приказ здоровенный сержант.

Оказалось, что впопыхах никто не догадался взять ни паспорта, ни студенческого билета.

– Мы в роддом идем, к роженице! – оправдывалась Марика.

Но это только усилило подозрения.

– Поедете с нами, а там разберемся.

Просьбы, уговоры – ничего не помогало.

Миша схватился за голову. В его воображении гуляли страшные образы: все врачи перепились на праздник и бросили Лену одну… Она там истекает кровью… Зовет на помощь, плачет. И вещей то у нее никаких нет.

…Остаток новогодней ночи они провели в «обезьяннике». Марику отправили в женское отделение, а ребят сунули в переполненную камеру на первом этаже.

Алекс сидел, держась за скулу: при задержании его малость помяли за то, что «притворялся иностранцем».

– Может, следует позвонить адвокату? – спросил он, искоса поглядывая на соседей по камере – хулиганов, дебоширов и квартирных воров.

В ответ Жека только рассмеялся.

– Ничего, к утру нас все равно отпустят, – уверенно сказал он, пряча руки в карманы. В камере было холодно – разве что пар изо рта не шел.

Время тянулось нескончаемо долго. Миша волновался за Лену, Алекс – за Лену и за Марику, и только Жека был бодр и весел. Собрав завалявшиеся по карманам талоны на трамвай, он нарисовали на них карты и до самого освобождения дулся в подкидного дурака с какими то подозрительными личностями.

Из плена их вызволили Ленины родители.

– Куда отвезли мою дочь? – голосила теща.

Миша моргал, совершенно забыв номер роддома:

– Я… Я не помню…

Положение спасла Марика. Злая, невыспавшаяся, перенервничавшая, она быстро организовала возврат конфискованных вещей, поймала такси и привезла всех по нужному адресу.

– У нас есть примета: как встретишь Новый год, так его и проведешь, – сказала она Алексу, когда они выходили из машины. – Что то это не внушает мне оптимизма.

В приемном покое уже топталась целая куча народу. Миша с трудом сумел объяснить дежурной медсестре, чего ему надо.

– А, так вы к Степановой? – наконец осознала та. И, заглянув в свои бумажки, объявила: – Она уже родила.

Если бы не Жека, Миша свалился бы прямо к ней под стол.

– Родила?

– Родила.