Не замечая присутствия сына, мама смотрела на изображение девушки в светлом свитере.

Мамина жизнь была проста и понятна. У нее была хорошая работа, отношения с бойфрендом, сезонные распродажи и вера в выигрыш в лотерею. Она всей душой хотела помочь своему ребенку, ну да что она могла сделать?

– А пускай твоя Марика выедет в Западную Германию, – пыталась придумать она выход из ситуации. – Тебе туда виза не нужна, и вы запросто сможете встретиться.

Алекс только вздыхал:

– Мам, Марика не может выехать из страны без загранпаспорта.

– Ах да! – расстраивалась мама. – Я забыла. А что, если она подаст в суд на правительство? Ведь так можно и деньги выиграть, и паспорт получить.

Советские реалии были для нее непостижимы.

«Бедная! Как она, должно быть, переживает за меня», – с грустной нежностью думал Алекс.

Нужно было как то устраиваться в жизни, и до конца лета он проработал в банке. А с сентября ему предложили место преподавателя в колледже.

Алекс вновь начал ходить с Хесусом в спортзал, болтаться по друзьям и вечеринкам…

Появлялись и исчезали какие то девушки. Почему то они запоминались ему не лицами и словами, а какими то деталями: расстегнувшимися сумками, запахом кондиционера в машине, следом от браслета на руке.

Все не то! Грубо, чересчур натянуто… Алекс понимал, что разучился быть милым и вежливым, но ничего не мог с собой поделать.

Он хотел видеть рядом с собой только одну женщину – ту, которой поразительно шла голубая курточка и чья родинка на шее была похожа на каплю шоколада.

Наступило лето 1985 года. Друзья и родные уже не спрашивали Алекса о его жене. Всем было ясно, что он больше никогда  ее не увидит.

ГЛАВА 28

Жека Пряницкий как всегда устроился лучше всех.

Началось все с девушки по имени Наташа. Жеке вообще нравились женщины из серии «Нам не к лицу отсутствие попы», а тут еще оказалось, что Наташина мама работает в уголовном розыске, а папа служит дальнобойщиком международником.

Пряницкий понял, что ему обязательно надо быть вхожим в столь ценный дом. Он начал издалека: водил Наташу на выставки собак, читал ей стихотворения Пушкина, писал на асфальте многометровое: «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!»

Разумеется, барышня не смогла устоять перед подобным напором. «Я тебя тоже!» – шепнула она после того, как Жека подарил ей плюшевого зайца размером с хорошего кабанчика.

Но самым большим испытанием для Пряницкого стало приглашение на смотрины: мама следователь наконец то решила, что подобная страсть достойна вознаграждения, и позвала Жеку на чай.

Пряницкий был готов ко всему: что его будут спрашивать о серьезности намерений, о планах на будущее, о резус факторе… Но разговор за столом неожиданно перешел на интеллектуальное наследие В. И. Ленина.

– Ну он же четко сказал в «Как нам реорганизовать Рабкрин», что это противоречит самой идее марксизма! – горячился Наташин папа.

Мама смотрела на него тяжелым милицейским взглядом.

– Абсолютно неправильный подход! Вспомни речь на Втором съезде!

И самое страшное, что в спорах принимала участие вся семья, включая старенькую бабушку, Наташу и ее младших сестер.

Жека был в шоке. В институте он исправно посещал лекции по истории КПСС, но ему и в голову не приходило, что подобная мура может на что нибудь сгодиться.

Целую неделю Жека ходил в библиотеку и читал Ильича. К следующей встрече с Наташиными родителями он был подготовлен лучше любого инструктора по идеологической работе. «Ну спрашивайте! – думал Пряницкий. – Я вам такое выдам – своих не узнаете!»

Во время очередного чаепития Жека непринужденно пересказал «Государство и революцию», блеснул текстами приветственных телеграмм и, подглядев под столом в шпаргалку, перечислил Апрельские тезисы.