– Лядов? – осведомился председатель, едва взглянув на трепещущего доцента.

Тот покорно кивнул.

– Ну что ж, товарищ Лядов… Объясните нам, пожалуйста, как так получилось, что в туалете вверенного вам общежития появилось изображение фашистского креста?

До Миши не сразу дошло, что тот имеет в виду. «Свастику, что ли, на стене нарисовали?» – пронеслось у него в голове.

– Я ничего не знаю ни про какой крест! – испуганно прошелестел Лядов.

Председательский кулак бухнул так, что подскочили и помощники, и их бумаги.

– Вы прекрасно знаете какого! Очко в вашем сортире сделано в виде фашистской символики!

Председатель говорил долго и горячо. Грозил карами, взывал к партийной совести и памяти павших в боях. Перебивать его никто не решался.

– Я же ни в чем не виноват! – пролепетал Лядов. – Мы приехали – все уже было. Спросите у председателя!

Миша посмотрел на побледневшую Никаноровну.

«Зачем на бабу то все валить?» – в сердцах подумалось ему.

– Это же просто крести! – решительно встрял он в разговор. – Карточная масть! Там рядом и пики есть, и черви…

Но председателю не хотелось верить в то, что здесь обошлось без происков врагов.

– А вы, молодой человек, помолчите! С вас мы тоже по всей строгости спросим. Как вы – комсорг! – проворонили появление фашистской символики в стенах… в стенах общественного  туалета?!

– Ну так мы ж не молимся на нее! – скромно напомнил Миша.

Председатель обратил на него тяжелый взгляд:

– А что вы на нее делаете?!

– Ну… Что положено делать в туалетное очко… А что, нельзя?

– Спаситель ты мой! – на радостях расцеловала Мишу Никаноровна. – А я уж думала все: погубит меня этот ирод.

В качестве благодарности она выдала Мише здоровенную почетную грамоту и целую кастрюлю пирожков.

– На кось, побалуйся! Они вкусные – с яйцом, с капустой.

Миша и сам был горд своим подвигом. Услышав его объяснение, председатель комиссии как то сник и через десять минут погрузился в машину и укатил восвояси. Честь колхоза была спасена.

Наступила ночь – последняя перед отправкой домой. По стародавней традиции никто из студентов не спал: бренчала гитара, раздавались смешки, гремели стаканы.

А в первой мужской палате играли в помещиков. Миша лежал на койке и изображал хозяина имения.

– Эй, кто там! Водки мне с пирожком!

Марика в роли дворовой девки Палашки металась от стола к барину.

– Поднеси и моему гостю – лорду Уилльямсу! – показывал Миша на Алекса. – Он, чай, таких диковин отродясь не видывал в своей загранице.

Лорд Уилльямс хвалил Палашкины черные брови и обсуждал с графом Прибей Мухиным (в лице Жеки) достоинства крепостного права.

– А что, я бы ее тоже себе купил, – томно вздыхал граф. – Только хозяин мерзавец не продает. Говорит, самому нужна для украшения интерьера.

Вскоре из других палат набежали цыгане, и гульбище разгорелось с новой силой.

На рассвете, когда баре уже едва держались на ногах, в бальной зале появился бледный призрак колхозного шофера.

– Хорошие вы люди! – сказал Гаврилыч и выставил на стол две бутылки стеклоочистителя. – Вот, выпейте со мной на посошок!

ГЛАВА 9

В первый раз в жизни Мише было сложно составить рапорт о проделанной работе. Он и так пытался, и эдак, изобретая, что бы такого написать о поведении Алекса в колхозе.

«Петр Иванович наверняка поймет, что я все эти дни дурака валял», – думал он, в сотый раз перечитывая свое куцее сочинение:

Начальнику первого отдела

ЗАТУЛИНУ П.