– Нет! С чего ты взял?!

– Жаль, жаль… А то мистер Уилльямс – это единственный человек, которому я готов все простить: пять минут назад он подарил мне обалденный ремень. Хочешь покажу? – И, не дожидаясь ответа, Жека распахнул свой халат на манер хулигана эксгибициониста.

– Ты попрошайка и крохобор! – зашипела на него Марика. – Как не стыдно приставать к иностранцам?!

– Стыд – не дым: глаза не выест! – усмехнулся Пряницкий. – Так и быть, пойдем, я тебя проведу к нему. Потом мне расскажешь, чем у вас дело закончилось.

Отпираться было совершенно бесполезно, и Марика понуро побрела за своим мучителем.

Жека настолько намозолил глаза Марь Иванне, что бдительная старушка давно не спрашивала с него пропуск: Пряницкий прижился в иностранном секторе, как грибок. Кроме того, он навострился приводить с собой посетителей.

Стратегия его была проста и бесхитростна, как сама вахтерша.

– Чего то у нас газом тянет… – подозрительно принюхался он, вторгшись в старушкины владения. – Точно! Наверное, где то труба пропускает.

– Да ничего не пропускает! – отозвалась Марь Иванна, откладывая в сторону свое вязанье. – Чего выдумываешь?

– Вот пойдите в кухню! Пойдите! А я ваш пост покараулю.

Пока вахтерша нюхала газовые плиты, Марика беспрепятственно прошмыгнула мимо ее конторки и скрылась за углом.

– Ничем у нас не пахнет! – убежденно сказала Марь Иванна, вновь появляясь на рабочем месте.

– Да? – огорчился Жека. – Значит, показалось. Но ведь лучше перебдеть, чем недобдеть, правда?

С этим старушка согласилась, ибо повышенная бдительность была смыслом ее существования.

– Ну ладно, я пойду опять лампочки проверю, – сказал Жека и юркнул вслед за Марикой. – Иди! – показал он ей на чуть приоткрытую дверь в блок Миши и Алекса. – А мне тут еще надо к одному парню завернуть: попробую продать ему ремень.

Марика осторожно толкнулась в дверь. В маленькой прихожей было темно и пахло кремом для обуви. Из комнаты Алекса слышался весьма оживленный разговор на английском.

«Боже, ну что я им скажу?!» – внезапно застеснялась Марика. Она была храбра всю дорогу, но наличие у Алекса гостей значительно поубавило у нее решимости.

– Я спросил у этой женщины, – послышался из за двери голос Алекса, – неужели они не понимают, что руководители обращаются с ними как со скотиной?

– Они не понимают, – отозвалась какая то девушка. – Они еще в школе заучили правильный ответ: «У нас бесплатное образование, бесплатная медицина, почти бесплатное жилье и льготные путевки по профсоюзной линии». Я заметила, что многим русским даже нравится, что государство полностью их контролирует. Им кажется, что оно о них заботится.

– Точно. И никому в голову не приходит, что любой хозяин будет бесплатно лечить, учить и даже кормить скотину – она же на него работает! А он, когда хочет – стрижет ее, когда хочет – доит, а когда хочет – посылает на бойню.

У Марики было ощущение, будто она с разбегу наткнулась на каменную стену.

Так, значит, по вашему, мы все здесь тупые скоты?!

Впрочем, чему удивляться? Алекс наверняка в душе потешался и над показухой, устроенной Лядовым в колхозе, и над нищетой студенческого быта, и над унизительным рабством «картошки»… Он просто из жалости не говорил ничего бедным «аборигенам».

От ненависти и бессилия кровь закипала в жилах! Марика так хотела его увидеть… Летела сюда, надеялась, строила воинственные планы… А он, оказывается, уже заранее презирал и ее саму, и ее страну.

Неожиданно дверь распахнулась, и в прихожей появился Алекс.