Изменить размер шрифта - +

К счастью, и Капустин, и Алекс сразу же согласились прийти в ее дискуссионный клуб.

Получив «добро» на свой проект, Лена принялась готовить плацдарм для светлого будущего. Она уже придумала, чем поразит Капустина: по сути, ей нужно было устроить что то вроде телепередачи – с гостями студии, со зрителями и с ведущими в своем и Марикином лице.

Кроме того, важен был нестандартный подход. Проработав в школе больше года, Лена вдоволь нагляделась на то, как не надо учить детей. Больше всего ее раздражало то, что ученикам не особо разрешали размышлять. На все вопросы давным давно были выведены правильные ответы и дети должны были просто их запомнить. Со временем ребята привыкали к этой системе. Спросишь их: «Что вы думаете о прочитанном?» В ответ – молчание. И все ждут, чтобы учительница или пионервожатая подали знак о том, что именно они хотят услышать.

Зато если спросишь: «Почему вы считаете, что Гринев является положительным героем, а Швабрин – отрицательным?», тут же поднимается лес рук. Верный ответ уже дан, и нужно лишь разъяснить его.

– Наша директриса думает, что ребенок – это пустая кастрюля, в которую можно залить все что угодно, – жаловалась Лена Марике. – Но это же не так! Когда дети играют между собой, они такое выдумывают! А в школе молчат!

В ответ Марика только усмехалась:

– Зато когда ты уверен, что знаешь четкие ответы на все вопросы, ты можешь ни в чем не сомневаться.

– Но ведь так нельзя жить! – кипятилась Лена. – Ведь это не знания, а вера получается! На моем дискуссионном клубе такого точно не будет. Мы будем вместе размышлять и искать новые пути!

В общем, Лена была уверена, что при таком подходе Капустин не сможет не обратить на нее внимание.

…Алекс слабо представлял, что его ждет в советской школе. Да его, впрочем, не очень то это и волновало. Гораздо интересней было смаковать предчувствия по поводу очередной встречи с Марикой.

Жека Пряницкий еще больше раззадорил его.

– Ну что, охмурил девку? – сердито спросил он Алекса. – Я одного только не понимаю: как она может так нагло мне изменять? Идет на свиданку к чужому мужику, да еще сияет, как кремлевская звезда. Разве нельзя цивилизованно ходить налево? Ну, как я, например? Ходишь – молчи и никому ничего не показывай. А ей надо, чтоб об этом весь белый свет говорил! Никакого такта!

 

Лена встретила Алекса на крыльце школы. На ней был парадный костюм, светло русые волосы убраны в прическу.

– Привет! Мои пионеры уже собрались. Ждем только тебя и Капустина.

– А кто это – Капустин? – осведомился Алекс.

– Политический обозреватель и журналист, – произнесла Лена таким тоном, будто называла полный титул испанского гранда.

За дверями пионерской комнаты, где должно было проходить заседание клуба, творилось что то невообразимое: стучали барабаны, вразнобой дудели горны, «Все будет сказано!» – верещал чей то писклявый голос.

– Ни на минуту одних оставить нельзя! – в сердцах сказала Лена. – Постой пока в коридоре, чтобы я могла их утихомирить. А потом ты войдешь и мы тебя как следует поприветствуем.

Алекс согласно кивнул. Звуки за дверями живо напомнили ему его собственные школьные годы: стоило учителю выйти за порог, как все тут же начинали ходить на ушах, плеваться жеваными бумажками и скакать по партам.

Вообще, советская школа не так уж сильно отличалась от американской. Разве что вместо портретов отцов основателей на стенах висел Ленин, да дети были одеты в форму: девочки – в коричневые платья с черными фартуками, мальчики – в синие пиджаки и брюки.

Внезапно в конце коридора послышался цокот каблучков. Это была Марика.

– Привет! – шагнул ей навстречу Алекс.

Быстрый переход