Все так же зорко глядя на меня, мисс Гавишам повторила:

— Чего вы хотите для них?

— Я не так хитер, как в думаете, — ответил я, чувствуя, что слегка покраснел, — и не скрою от вас, что я для них чего-то хочу. Мисс Гавишам, если вы захотите употребить деньги на то, чтобы оказать моему другу Герберту услугу на всю жизнь, то услуга эта по характеру самаго, дела, должна быть сделана без его ведома, и я научу вас, как это сделать.

— Почему это должно быть сделано без его ведома? — спросила она, опираясь руками на костыль, чтобы внимательнее разглядывать меня.

— Потому что я сам начал это дело слишком два года тому назад, без его ведома, и не желаю, чтобы это обнаружилось. Почему я не в состоянии довести его до конца, я не могу этого обяснить. Это часть тайны, которая принадлежит другому, а не мне.

Она постепенно отвела глаза от меня и обратила их к огню. По истечении некотораго времени ее вывели из задумчивости обвалившиеся красные уголья, и она опять взглянула на меня — сначала разсеянно, затем с сосредоточенным вниманием. Все это время Эстелла вязала. Когда мисс Гавишам сосредоточила на мне свое внимание, она сказала так, как будто наш разговор не прерывался:

— Что же дальше?

— Эстелла, — сказал я, обращаясь теперь к ней и стараясь укрепить свой дрожащий голос, — вы знаете, что я вас люблю. Вы знаете, что я давно и нежно люблю вас.

Она подняла глаза, но с равнодушным лицом. Я видел, что мисс Гавишам глядит попеременно то на нее, то на меня.

— Я бы сказал это раньше, если бы не мое продолжительное заблуждение. Оно заставило меня надеяться, что мисс Гавишам предназначает нас друг для друга. Пока я думал, что вы и я не свободны располагать собой, я молчал. Но теперь я должен высказаться.

Эстелла сохраняла свой невозмутимый вид и, не переставая вязать, только покачала головой.

— Я знаю, я знаю. Я не надеюсь, чтобы вы когда-нибудь стали моею, Эстелла; я не знаю, что станется со мною в ближайшем будущем; не знаю, куда мне придется уехать. Но все же я люблю вас. Я вас полюбил с первой минуты, как увидел вас в этом доме.

Она невозмутимо на меня поглядела и, не переставая вязать, снова покачала головой.

— Было бы жестоко со стороны мисс Гавишам, страшно жестоко воспользоваться чувствительностью беднаго мальчика и мучить меня все эти годы пустой надеждой, если бы она подумала о важности того, что она делает. Но я думаю, что она об этом не подумала. Я думаю что из-за собственных страданий она позабыла о том, как я страдаю, Эстелла.

Я видел, как мисс Гавишам приложила руку к сердцу, глядя поочередно то на меня, то на Эстеллу.

— Мне кажется, — начала Эстелла очень спокойно, — что существуют чувства, фантазии, — не знаю, как их назвать, — которыя я не в состоянии понять. Когда вы говорите, что любите меня, я слышу слова, но не понимаю их смысла. Вы ничего не затрогиваете в моей груди, ничего не говорите моей душе. Меня ваши слова нисколько не занимают. Мне нет до вас никакого дела. Я пыталась предостеречь вас от этого, сознайтесь, ведь это правда; правда?

Я с несчастным видом ответил:

— Да.

— Да. Но вы не послушались предостережения, потому что не поверила ему. Ведь правда?

— Я думал и надеялся, что вы не можете так думать. Вы, такая молодая, неопытная и красивая, Эстелла! Это противно природе человека.

— Это не противно моей природе,- отвечала она.

И прибавила, напирая на слова:

— Это не противно той природе, которую во мне создали. Я делаю большую разницу между вами и всеми другими людьми.