— Довольно болтовни, — сказал сержант. — Зажгите факелы.

В то время, как один из солдат, у котораго в руках была корзинка, вместо ружья, стал на колени, чтобы ее раскрыть, мой каторжник впервые огляделся и увидел меня. Я тоже поспешно взглянул на него и слегка помахал руками и покачал головой. Я дожидался, чтобы он взглянул на меня, чтобы попытаться уверить его в моей невинности. Я не знаю, догадался ли он о моем намерении, потому что я не понял его взгляда и, после он уже больше пе глядел на меня. Но вдруг он обернулся и сказал:

— Я желаю заявить нечто, касательно моего бегства. Это может избавить других людей от подозрения.

— Вы можете заявить все, что хотите, — отвечал еержант, холодно взглянув на него и скрестив руки:- но вы не обязаны ничего говорить здесь. Будет еще время все сказать и все выслушать, что нужно.

— Я знаю, но то, что я хочу сказать, другое дело. Человек не может голодать; по крайней мере, я не могу. Я взял кое-что из сестного вон в той деревне… где стоит церковь, на краю болота.

— То есть вы украли, — сказал сержант.

— И скажу вам у кого. У кузнеца.

— Ого! — сказал сержант, уставясь на Джо.

— Ого, Пип! — сказал Джо, уставясь на меня.

— Я взял только сестное… немного водки и пирог.

— Пропал у вас пирог, кузнец? — спросил сержант, конфиденциально.

— Жена сказывала, что пропал, как раз в то время, когда вы пришли. Неправда ли, Пип?

— Так, — сказал мой каторжник, взглядывая на Джо, но не на меня:- так, это вы кузнец? Мне жаль, что я сел ваш пирог.

— На здоровье! Богу известно, что мне его не жаль… если бы даже он был мой, — отвечал Джо, благоразумно вспомнив про м-с Джо. — Мы не знаем, в чем ваша вина, но мы бы не согласились уморить с голоду беднаго человека — он все же наш ближний.

Что-то опять хрустнуло в горле у моего каторжника, как в тот раз, когда я говорил с ним; он повернулся к нам спиной. Мы проводили его до пристани, устроенной из грубых бревен и камней, и видели, как его посадили в лодку, где гребцами были такие же каторжники, как и он сам. Никто, казалось, не удивился, не обрадовался и не огорчился, увидя его; никто не промолвил ни слова; только чей-то голос задал окрик, точно на собак: — «Берись, за весла!» И при свете факелов мы увидели темный понтон, засевший в грязи недалеко от берега, точно некий преступный Ноев ковчег. Мы видели, как лодка подплыла к понтону и потом исчезла. Остатки факелов были брошены в воду и, шипя, потухли, точно в знак того, что все кончено.

ГЛАВА VI

В те времена моего детства, когда я часто ходил на кладбище и читал надписи на памятниках, я настолько знал грамоте, что мог только по складам разбирать слова.

Мне предстояло, когда я подросту, поступить подмастерьем на кузницу Джо, а пока я посещал вечерние классы в деревне, которыми руководила внучатная тетушка м-ра Уопсля; то есть, собственно говоря, это была сметная старуха с небольшими средствами к жизни и большими недугами, которая имела обыкновение спать от шести до семи часов каждый вечер в обществе молодежи, платившей по два пенса в неделю с человека, за поучительное зрелище того, как она спит.

Кроме этого воспитательнаго заведения внучатная тетушка, м-ра Уопсля содержала — в той же комнате — мелочную лавочку.