— Ну, — сказала м-с Джо, разоблачаясь торопливо и с волнением и отбрасывая шляпу за спину, где она и повисла на завязках:- если этот мальчик теперь не будет благодарен, от него уже никогда не дождаться благодарности.

Я глядел так благодарно, как только это возможно для мальчика, которому совершенно неизвестно, за что он должен быть благодарен.

— Надо надеяться, что он не избалуется, — сказала сестра, — хотя я этого побаиваюсь.

— Она не станет его баловать, — отвечал Пэмбльчук. — Это не в ея характере.

«Она?» Я поглядел на Джо, губами и бровями повторяя: «она?» Сестра взглянула на него как раз в эту минуту, и он, смутившись, провел рукой по носу с свойственным ему в таких случаях миролюбием и виновато поглядел на жену.

— Ну, что? — заметила сестра обычным сварливым тоном. Чего ты на меня уставился? Пожар что ли у нас в доме?

— Кто-то сказал, — вежливо намекнул Джо, — «она».

— Ну, да, она значит она, полагаю? — ответила сестра. — Я думаю, что никто не скажет про мисс Гавишам: он. Думаю, что даже и ты на это не способен.

— Мисс Гавишам, что живет в городе? — спросил Джо.

— А разве есть другая мисс Гавишам за городом? отвечала сестра. — Она хочет, чтобы этот мальчик ходил к ней играть. И, конечно, он будет ходить. И пусть хорошенько играет, — прибавила сестра, внушительно кивая головой в мою сторону:- или я ему задам ходу.

Я слышал про мисс Гавишам, которая жила в нашем городе,- все в околодке слышали про мисс Гавишам, — страшно богатую и сердитую лэди. которая жила в большом и мрачном доме, кругом запертом от воров, и вела такую жизнь, как будто она была в плену.

— Вот штука! — проговорил Джо в недоумении. — Дивлюсь, откуда она знает Пипа!

— Дурак! — закричала сестра. — Кто сказал тебе, что она его знает?

— Кто-то говорил, — с прежней вежливостью намекнул Джо, — что она хочет, чтобы он ходил к ней играть.

— А разве она не могла спросить дядюшку Пэмбльчука, не знает ли он мальчика, который бы приходил к ней играть? А разве не мог дядюшка Пэмбльчук, который всегда так добр к нам и заботлив (хотя ты и не ценишь этого, Джозеф, прибавила она, тоном глубокаго упрека, точно он был самый безчувственный из племянников), указать на этого мальчика, который стоит тут и важничает (торжественно заверяю, что я не думал важничать) и на котораго я всю жизнь работала, как негр на хозяина.

— Славно! — вскричал дядюшка Пэмбльчук. — Ясно изложено! Превосходно! Тенерь, Джозеф, вы знаете, в чем дело!

— Нет, Джозеф, — продолжала сестра с той же укоризной в голосе, в то время, как Джо с виноватым видом водил рукой по носу:- ты еще не знаешь, хотя, может быть, и воображаешь, что знаешь, в чем дело. Ты не знаешь, что дядюшка Пэмбльчук, полагая совершенно основательно, что мальчик может составить счастие своей жизни, приходя к мисс Гавишам, предложил отвезти его с собой в город в собственной одноколке; мальчик у него переночует, и затем он самолично доставит его завтра утром к мисс Гавишам. А я то, Бог ты мой! — вскричала вдруг сестра, сбрасывая шляпу в припадке отчаяния, — стою тут и теряю время с двумя оболтусами, когда дядюшка Пэмбльчук дожидается, а лошадь мерзнет у дверей, а мальчик весь грязный с головы до пят.