Я старался уверить себя, что это так — как оно и в самом деле могло быть….
Было уже половина второго часа, когда мы увидели наконец дым от нашего парохода, и вскоре после того заметили позади дым от второго парохода. Так как они шли на всех парах, то мы приготовили наши мешки и стали прощаться с Гербертом и Стартопом. Мы все пожимали друг другу горячо руки, и глаза Герберта, как и мои были влажны, как вдруг я увидел четырехвесельную галеру, выехавшую из-за дюны, немного впереди нас, но плывшую в том же направлении.
Полоса берега и дым от парохода до сих пор скрывали ее от нас, но теперь она стала видна и пересекла нам дорогу; дождавшись нашего приближения, она поплыла рядом, оставив разстояние между нами ровно настолько, чтобы было место для весел; она держалась рядом с нами, отставая, когда мы замедляли, ход и нагоняя нас, когда мы уплывали вперед. Из двух гребцов, один сидел на руле и внимательно глядел на нас, а другой был также старательно укутан, как и сам Провис, и как будто ежился и шептал наставления рулевому, глядевшему на нас. Ни слова не говорилось ни в той, ни в другой лодке.
Стартоп скоро разглядел, который пароход был ближе и шепнул мне, «Гамбург». Он быстро подходил к нам: и шум его колес становился все слышнее и слышнее. Я уже видел тень его, отброшенную на нас, когда с галеры нас окликнули.
Я отвечал.
— У вас есть ссыльный, вернувшийся своевольно из места ссылки, — сказал человек, правивший рулем. — Это тот самый, который завернут в плаще. Его зовут Авель Магвич, Провис тож. Я арестую этого человека и требую, чтобы он сдался, а вы бы помогли мне.
В тот же самый момент, не давая никакого видимаго знака своему экипажу, он пошел на абордаж к нам, и я увидел, как рулевой галеры положил руку на плечо арестанту, а этот последний в тот же миг вскочил, выскользнув из рук стража и сдернул капюшон с головы закутаннаго человека на галере. В тот же миг я увидел, что открывшееся лицо было лицом другого каторжника, знакомаго мне с давних времен. И в тот же самый миг я увидел, как это лицо помертвело от ужаса, котораго я никогда не забуду; раздался громкий крик и что-то шлепнулось в воду, и в ту же минуту лодка подо мной перевернулась. Все это длилось одно мгновение, в продолжение котораго мне показалось, что у меня искры посыпались из глаз; миг спустя я был уже вытащен на галеру, где находились Герберт и Стартоп; но лодки нашей не было видно и оба каторжника тоже исчезли. Но через некоторое время мы увидели темный предмет, который несло к нам приливом. Никто не говорил ни слова, и, когда предмет приблизился, я увидел, что то был Магвич; он плыл, но не по доброй воле. Его втащили на галеру и немедленно надели наручники и кандалы. Мы направились к берегу и пристали к той самой харчевне, которую недавно покинули и где нас встретили с немалым удивлением. Здесь мне удалось доставить некоторое облегчение Магвичу — уже более не Провису — который очень серьезно расшиб себе грудь и раскроил голову.
Он сообщил мне, что, по его мнению, он попал под киль парохода и, приподнимаясь, стукнулся головой. Грудь же он вероятно ушиб о бок галеры (и теперь с трудом дышал). Он прибавил, что хотя и не ручается, что ничего бы не сделал с Компейсоном, но что в тот момент, как он откинул капюшон, чтобы увидеть, кто под ним скрывался, негодяй зашатался и упал за борт, увлекая и его за собою, и это неожиданное движение вместе с усилием, которое сделал человек, арестовавший его, чтобы удержать его в лодке, перевернуло ее и заставило всех нас упасть в воду.
Он шепотом разсказал мне, что они пошли ко дну, крепко охватив друг друга, что под водой у них была борьба, что он высвободился и выплыл. Я не имел причины сомневаться в истинности этого разсказа, и полицейский, управлявший галерой, подтвердил слова его. Когда я попросил у него позволения переменить мокрое платье арестанта на другое сухое, какое я мог достать в харчевне, он охотно согласился, заметив только, что должен забрать все, что было на арестанте. |