Но по мере того, как протекали дни, я стал замечать, что больной становился все тише и лежал неподвижно, уставясь глазами в белый потолок; лицо его потускнело и только от какого-нибудь моего слова оно прояснялось на минуту, с тем, чтобы опять потускнеть. Порою он совсем не мог говорить и отвечал мне только легким пожатием руки, и я научился хорошо понимать его.
На десятый день я заметил еще более значительную перемену в его лице. Глаза его были обращены к двери и оживились, когда я вошел.
— Дорогой мальчик, — сказал он, когда я сел к нему на постель, — я ужо думал, что ты опоздал. Но не верил этому.
— Я нисколько не опоздал. Я дожидался у ворот.
— Ты всегда дожидаешься у ворот; не правда ли, дорогой мальчик?
— Да; чтобы не терять ни минуты времени.
— Благодарю тебя, дорогой мальчик, благодарю. — Бог тебя благослови! ты никогда не покидал меня, дорогой мальчик.
— Что вы очень страдаете сегодня?
— Я не жалуюсь, дорогой мальчик.
— Вы никогда не жалуетесь.
Он улыбнулся, и я понял по движению его рук, что он желает взять мою руку и положить ее к себе на грудь. Я исполнил его желание, и он снова улыбнулся и обнял мою руку своими руками. Срок свидания истекал, и, оглядевшись, я увидел начальника тюрьмы, стоявшаго около меня; он прошептал мне:
— Вы можете еще остаться.
Я поблагодарил его от души и спросил:
— Могу ли я еще поговорить с ним наедине, если он еще в состоянии меня услышать?
Начальник отошел и дал знак надзирателю тоже отойти. Больной отвел глаза от белаго потолка и любовно взглянул на меня.
— Дорогой Магвич, я должен вам кое-что сказать. Вы понимаете, что я говорю?
Тихое пожатие руки.
— У вас был когда-то ребенок — девочка, которую вы любили а потеряли.
Более сильное пожатие руки.
— Она находится в живых и нашла могущественных друзей. Она богатая дама и красавица. И я люблю ее!
Последним слабым усилием, которое было бы безуспешно, если бы я не помог ему, он поднес мою руку к своим губам. После того он тихо выпустил ее, и я снова положил ее ему на грудь, а он прикрыл ее своими обеими руками. Голова его мирно опустилась на грудь. Припомнив в эту минуту то, что мы когда-то вместе читали в Евангелии, и я подумал о тех двух людях, которые пришли в храм молиться, и понял, что лучшия слова, какия я мог произнести это: «О Боже, будь милостив к нему, грешному!»
Теперь, когда я был предоставлен вполне себе самому, я уведомил хозяйку, что намерен покинуть квартиру в Темпле и тотчас по истечении законнаго срока и передать ее другим жильдам. Я немедленно приклеил билетики к окнам, потому что был кругом в долгу; денег у меня оставалось совсем мало, и я совсем не знал, что мне делать; но тут внезапная болезнь свалила меня с ног. Сквозь первые припадки бреда, я увидел раз поутру около своей постели двоих людей, глядевших на меня.
— Что вам нужно? — спросил я, вздрогнув:- я вас не знаю.
— Вот что, сэр, — отвечал один из них, наклоняясь ко мне и дотрогиваяс до моего плеча, — дело вы, конечно, скоро уладите, но в настоящее время вы арестованы.
— Как велик долг?
— Сто двадцать три фунта пятнадцать шиллингов шесть пенсов.
— Что делать?
— Вам лучше переехать ко мне в дом, — сказал человек. — Я держу очень приличную квартиру.
Я сделал попытку встать и одеться. Но когда снова опомнился, то они стояли поодаль кровати и глядели на меня, а я все еще лежал.
— Вы видите мое состояние, — сказал я. — Я бы отправился с вами, если бы мог, но право же не могу. |