У меня сделалась нервная горячка, и я сильно страдал, часто бредил, и время, казалось, тянулось безконечно. Когда наступил перелом болезни, я стал замечать, что среди различных лиц, часто мерещившихся мне и постоянно сменявших друг друга, одно лицо остается неизменным. Кто бы не пригрезился мне, но он непременно превращался в Джо. Я раскрывал глаза ночью — и видел в большом кресле, около постели, Джо. Я раскрывал глаза днем — и у открытаго окна, с трубкой во рту, я опять таки видел Джо. Я просил пить — и милая рука, подававшая мне прохладительное питье, была рукой Джо. Я опускался на подушки, напившись, — и лицо, глядевшее на меня так нежно и уверенно, был тот же Джо.

Наконец, однажды я собрался с духом и спросил:

— Это Джо?

И милый, знакомый голос отвечал:

— Он самый, дружище.

— О, Джо, ты разбиваешь мне сердце! Сердись на меня, Джо. Прибей меня, Джо. Упрекай в неблагодарности. Но не будь так добр со мной!

Добрый Джо положил голову рядом с моею на подушку и охватил рукой мою шею от радости, что я узнал его.

— Ты давно здесь, дорогой Джо?

— То есть, ты хочешь сказать, Пип, как давно ты болен?

— Да, Джо.

— Теперь конец мая, Пип. Завтра первое июня.

— И ты все время был тут, дорогой Джо?

— Почти все время, дружище.

Не желая смущать Джо своими разспросами, — к тому же я был еще очень слаб, — я подождал до следующаго утра и спросил его про мисс Гавишам. На мой вопрос, здорова ли она, Джо покачал головой.

— Она умерла, Джо?

— Видишь ли, дружище, — отвечал Джо, таким тоном, точно он желал подготовить меня к чему-то очень грустному: — я бы так не выразился, но она…

— Не находится больше в живых, Джо?

— Вот именно, — отвечал Джо, — она не находится больше в живых.

— Милый Джо, не слышал ли, что сталось с ея имуществом?

— Она, кажется, отказала большую часть мисс Эстелле. Но сделала приписку за день или за два до того и оставила четыре тысячи фунтов м-ру Матью Покету. И как бы ты думал, Пип, почему она оставила ему четыре тысячи? «Потому что Пип хорошо отзывался о вышеупомянутом Матью».

Это сообщение принесло мне большую радость, так как докончило единственное доброе дело, какое мне удалось сделать.

Я спросил Джо: не слыхал ли он, не оставила ли она чего-нибудь другим родственникам?

— Мисс Саре,- отвечал Джо, — отказано двадцать пять фунтов в год на покупку пилюль, так как она страдает печенью. Мисс Джорджиане отказано двадцать фунтов, а мисс Камилле — пять фунтов на покупку плерез, чтобы у ней легко было на душе, когда она просыпается по ночам. А теперь, дружище, еще последнюю новость: старый Орлик произвел грабеж со взломом.

— Где? — спросил я.

— У того господина? который имел привычку хвастаться, — сказал Джо, как бы извиняясь:- но дом всякаго англичанина его крепость, а крепости не должны подвергаться нападениям, разве только в военное время. И притом, не смотря на свои недостатки, он все-таки дельный хлебный и семенной торговец.

— Значит, ограбили дом Пэмбльчука?

— Да, Пип, — продолжал Джо, — они взяли его кассу, и выпили его вино, и сели его провизию, и били его по лицу, и привязали его к кровати, и напихали ему в рот пшеницы, чтобы помешать кричать. Но он узнал Орлика, и Орлик теперь сидит в тюрьме…

Как в былое время мы ждали того дня, когда я сделаюсь учеником Джо, так теперь мы ждали дня, когда мне можно будет выйти из дому и прогуляться.