— Правда, дядя? — спросила сестра.

М-р Пэмбльчук утвердительно кивнул головой, из чего я заключил, что он никогда не видел мисс Гавишам, потому что она была совершенно седая и невысокаго роста.

— То-то же! — сказал Пэмбльчук самоуверенно. — Я знаю, как справляться с этим мальчиком! мы с ним поладим, ма'ам, будьте уверены!

— Я знаю, дядя, — отвечала м-с Джо. — Я бы желала, чтобы он всегда был при вас; вы так хорошо знаете, как с ним ладить.

— Ну, мальчик, что она делала, когда ты пришел к ней, сегодня? — спросил м-р Пэмбльчук.

— Она сидела, — отвечал я, — в черной бархатной карете.

М-р Пэмбльчук и м-с Джо уставились друг на друга, и оба повторили:

— В черной бархатной карете?

— Да, — сказал я. — И мисс Эстелла, — это ея племянница, кажется, — подавала ей кэк и вино в окно кареты на золотом блюде. И нас всех угощала кэком и вином на золотом блюде. И я пошел есть кэк за карету, потому что она мне так приказала.

— Был там еще кто-нибудь? — спросил м-р Пэмбльчук.

— Четыре собаки, — отвечал я.

— Большия или маленькия?

— Громадныя, — отвечал я. — И оне дрались из-за телячьих котлет, поданных в серебряной корзинке.

М-р Пэмбльчук и м-с Джо глядели друг на друга в неописанном удивлении. Я точно ополоумел, как злосчастный свидетель под пыткой, и насказал бы им чего угодно.

— Где же была эта карета, именем Бога? — спросила сестра.

— В комнате мисс Гавишам.

Они опять поглядели друг на друга.

— Но лошадей не было, — прибавил я, в тот же миг отбрасывая дикую мысль о четверке лошадей, покрытых богатыми попонами.

— Может ли это быть, дядя? — спросила м-с Джо. — Что такое мальчик хотел этим сказать.

— Я вам скажу, ма'ам, — отвечал м-р Пэмбльчук. — По моему мнению — это носилки. Она ведь, знаете, полоумная, совсем полоумная и способна проводить свои дни на носилках.

— Вы видели ее когда-нибудь на носилках, дядя? — спросила м-с Джо.

— Как бы мог я ее видеть на носилках, — вынужден был он наконец сознаться, — когда я в глаза ее не видывал.

— Боже мой, дядя! да ведь вы же с ней разговаривали?

— Что ж из этого? когда я был у нея в доме,- досадливо отвечал м-р Пэмбльчук, — то меня подвели к двери, которая была открыта настежь, и через дверь я с нею и разговаривал. Разве вы этого не знаете, ма'ам. Но как бы то ни было, а ведь мальчика позвали туда играть. Во что ты играл, мальчик?

— Мы играли флагами, — отвечал я. (Прошу заметить, что сам не могу прийти в себя от изумления, когда вспомню про то, как я лгал им в тот вечер).

— Флагами? — повторила сестра.

— Да, — сказал я. — Эстелла махала голубым флагом, а я махал красным, а мисс Гавишам махала из окна кареты флагом, который был весь в золотых звездах. После того мы махали саблями и кричали ура.

— Саблями! — повторила сестра. — Откуда вы достали сабли?

— Из буфета, — отвечал я. — И я видел в нем пистолеты… и варенье… и пикули. И в комнате не было дневного света, а она была освещена восковыми свечами.

— Это верно, ма'ам, — сказал м-р Пэмбльчук, важно кивая головой. — Это я сам видел.

И они оба уставились на меня, а я уставился на них с невинным лицом, разглаживая правою рукой панталоны на правой ноге.