— Но ведь заплатил за них, конечно, он? — спросила Эстелла.

— Вопрос не в том, дорогое дитя, кто заплатил за них, — ответила Камилла. — Я купила их. И я часто с умилением думаю об этом, когда просыпаюсь по ночам.

Звуки отдаленнаго колокольчика и крик или зов из коридора, по которому я пришел, прервали беседу, и Эстелла сказала мне:

— Пора, мальчик!

Когда я уходил, они все глядели на меня с крайним презрением, и, уходя, я слышал, как Сара Покет проговорила:

— Скажите на милость! Что еще дальше будет!

А Камилла прибавила с негодованием:

— Бывают же фантазии! вот что выдумали!

Когда мы шли со свечкой по темному коридору, Эстелла вдруг остановилась и повернулась ко мне; наклонив свое лицо близко к моему, она проговорила с свойственным ей задором, точно дразнила меня:

— Ну?

— Что прикажете, мисс? — отвечал я, споткнувшись и чуть не упав.

Она стояла и глядела на меня, и я, конечно, стоял и глядел на нее.

— Я хорошенькая?

— Да; я нахожу, что вы очень хорошенькая.

— И я дерзка?

— Не так, как в прошлый раз.

— Не так?

— Нет.

Она вспылила, задавая последний вопрос, и, как только я ответил ей, изо всей мочи ударила меня по лицу.

— Ну, что? — произнесла она. — Грубый урод ты эдакий, что ты тенерь обо мне думаешь?

— Не скажу.

— Потому что я перескажу наверху? Потому не скажешь?

— Нет, не потому.

— Отчего ты не заплакал, негодный мальчишка?

— Оттого, что я больше никогда не заплачу из-за вас, — сказал я.

И это было самое лживое уверение в мире, так как я уже в ту минуту внутренно обливался слезами из-за нея. Никто не знает лучше меня, как много горя причинила она мне впоследствии.

После этого происшествия мы поднялись по лестнице и встретили джентльмена, который спросил:

— Кто это с вами? — он остановился и глядел на меня.

— Мальчик, — отвечала Эстелла.

Господин был плотный мужчина с чрезвычайно смуглой кожей, чрезвычайно большой головой и такими же большими руками. Он взял мой подбородок в свою большую руку и повернул мое лицо к свечке. Он преждевременно оплешивел, и у него были густыя черныя брови, которыя не лежали гладко, а торчали ежом. Глаза глубоко сидели в впадинах и были неприятно остры и подозрительны. Толстая цепочка от часов висела у него на жилете; большия черныя точки покрывали те места на его лице, где могли бы быть усы и борода, если бы он отростил их.

Он был совсем посторонний для меня человек, и я не мог тогда предвидеть, что когда-нибудь он будет играть роль в моей жизни; но тем не менее я хорошо разглядел его.

— Мальчик из здешняго околодка? — спросил он.

— Да, сэр, — отвечал я.

— Как ты сюда попал?

— Мисс Гавишам послала за мной, сэр, — обяснил я.

— Хорошо! Веди себя, как следует. Я довольно хорошо знаю мальчиков и могу сказать, что вы бедовый народ. Смотри же, веди себя хорошо! — пригрозил он мне, кусая ногти.

С этими словами, он выпустил мой подбородок, чему я очень обрадовался, так как его руки пахли душистым мылом, и пошел вниз по лестнице.