Мать ея умерла, когда она была младенцем, и отец ей ни в чем не отказывал. Отец ея, провинциальный джентльмен из вашей местности, был пивоваром. Я не знаю, зачем люди хвалятся тем, что варят пиво; можно однако варить пиво и оставаться джентельменом; между тем нельзя печь хлеб и быть джентельменом. Мы это видим каждый день.
— Однако джентльмен не может содержать кабак, не правда ли? — спросил я.
— Ни под каким видом, — отвечал Герберт:- но кабак может содержать джентльмена и даже дворянина. Хорошо! М-р Гавишам был очень богат и очень горд. Также горда была и его дочь.
— Мисс Гавишам была единственная дочь? — спросил я.
— Не торопитесь, я сейчас вам скажу. Нет, она была не единственным ребенком; у нея был еще сводный брат: ея отец тайком женился во второй раз. На своей кухарке, кажется.
— Я думаю, что он был горд, — сказал я.
— Милый Гендель, он был горд. Он женился на второй жене тайком, потому что был горд; она потом умерла. Когда она умерла, он, должно быть, впервые признался дочери в том, что сделал, и тогда сын стал членом семейства и жил с ними в том доме, куда вы ходили. Сын оказался буйным, расточительным и непочтительным… вообще никуда негодным человеком.
В конце концов отец лишил его наследства; но, умирая, смягчился и завещал ему часть состояния, хотя не столь значительную, как мисс Гавишам. Выпейте еще рюмку вина и извините, если я замечу, что вы напрасно так закидываете голову, когда пьете — это совсем не красиво.
Я сделал это, увлекшись до самозабвения его разсказом. Я поблагодарил его и извинился. Он сказал: «не за что», — и продолжал:
— Мисс Гавишам стала богатой наследницей и, как можете легко себе представить, считалась очень выгодной невестой. Ея сводный брат тоже получил достаточныя средства к жизни, но, благодаря прежним долгам и новому мотовству, скоро прожил их. Он плохо ладил с сестрой, даже хуже, чем с отцом; многие думали, что он смертельно ее ненавидел за то, что она будто бы возстановляла против него отца. Теперь я подхожу к самой жестокой части разсказа, но прерву его, чтобы заметить вам, мой дорогой Гендель, что салфетка ни за что не влезет в стакан.
Зачем я старался запихать салфетку в стакан, я сам не знаю. Но я изо всех сил тискал ее туда, не замечая того, что делаю. Я опять поблагодарил его за совета; он снова ответил самым веселым тоном:
— Право, не за что! — и продолжал свой разсказ: — В то время всюду — на скачках, на балах и в собраниях — можно было видеть человека, который обратил свое внимание на мисс Гавишам. Я никогда не видел его, потому что это происходило двадцать пять лет тому назад (раньше, чем мы с вами родились, Гендель), но я слышал от отца, что то был красавец и очень нравился женщинам. Но отец мой положительно заверяет, что только невежественный или ослепленный человек мог принять его за джентльмена, потому что, по его мнению, с тех пор, как свет стоит, ни один человек, не будучи джентльменом в душе, не может быть джентльменом и но наружности. Он говорит, что никакая полировка не может изменить дерево и сделать из березы розовое дерево; чем больше вы полируете дерево, тем сильнее выступает наружу его качество. Ну, хорошо! этот человек неотступно преследовал мисс Гавишам и прикидывался безусловно ей преданным. Кажется, что до того времени она не проявляла особенной чувствительности, и она этот раз сердце ея смягчилось, и она его полюбила. Нет никакого сомнения, что она просто боготворила своего жениха. Он пользовался ея привязанностью для того, чтобы занимать у нея большия суммы денег, и убедил ее купить у брата его долю наследства — пивной завод (который отец завещал ему) за громадную сумму; он говорил ей, что, когда он сделается ея мужем, то будет управлять пивным заводом. |