— Ты не обманщик, постреленок? Ты никого не привел с собой?

— Нет, сэр! Нет!

— И никому не поручил следовать за собой?

— Нет!

— Хорошо, сказал он. Я верю тебе. Да и был же бы ты прямой негодяй, если бы в твои-то годы стал помогать ловить несчастную тварь, замученную до смерти, злополучную тварь!

Что-то хрустнуло у него в горле, точно у него там был механизм в роде часов, которые собирались бить, и он провел оборванным, грубым рукавом но глазам.

Сострадая его огорчению и следя глазами за тем, как он уплетал пирог, я осмелился сказать ему:

— Я рад, что он вам по вкусу.

— Ты что-то сказал?

— Я сказал, что я рад, что пирог вам по вкусу.

— Спасибо, мальчик. Да, он вкусный.

Я часто наблюдал за пашей дворовой собакой, когда она ела, и заметил решительное сходство между тем, как она ела и как ел этот человек. Все ухватки у него были решительно собачьи.

— Я боюсь, что вы ничего ему не оставите, — сказал я застенчиво, после молчания, во время котораго я колебался, сделать ли мне это замечание, или нет, считая его не совсем вежливым. — В нашей кладовой, где я это взял, больше ничего не достанешь.

Только уверенность, что это так на самом деле, вынудила у меня такое признание.

— Оставить для него? Для кого это? — спросил мой новый, приятель переставая жевать корочку пирога.

— Для молодого человека. Вы говорили, что он прятался вместе с вами.

— Ох, да! — произнес он, с чем-то, похожим на смех. — Ему? Да, да! Он не голоден.

— А мне показалось, что он очень голоден, — заметил я.

Человек перестал есть и поглядел на меня с зоркой внимательностью и величайшим удивлением.

— Тебе показалось? Когда?

— А вот сейчас.

— Где?

— Вон там, — указал я:- я видел, как он качался во сне, и думал, что это вы.

Он схватил меня за шиворот и так взглянул на меня, что я подумал, что к нему вернулась первоначальная мысль перерезать мне горло.

— Он одет, знаете, как вы, но только в шляпе,- обяснял я, трепеща, — и… и… — мне хотелось высказать это как можно деликатнее — и с… такой же охотой поесть. Разве вы не слышали, как палили из пушки, вчера ночью?

— Значит, палили! — пробормотал он, про себя. — Но этот человек… ты не заметил в нем ничего особеннаго?

— У него большой синяк на лице,- отвечал я.

— Неужто здесь? — воскликнул человек, безжалостно ударив себя левой рукой но щеке.

— Да! там!

— Где он? — Он сунул остатки сесгнаго себе за пазуху. — Покажи мне, куда он пошел? Я задушу его, как собаку. Проклятая цепь на ноге! Давай поскорее пилу, мальчик.

Я показал, в каком направлении скрылся другой человек, и сказал, что мне пора итти, но он не обратил на мои слова никакого внимания; я подумал, что всего лучше мне удрать. Убегая, я видел, как он наклонился над своим коленом и пилил цепь, бормоча нетерпеливыя ругательства. Последнее, что я слышал, когда остановился среди тумана и прислушался, был звук пилы.

ГЛАВА IV

Я был вполне уверен, что застану в кухне полицейскаго, пришедшаго меня арестовать. Но там не только не было никакого полицейскаго, но никто еще и не заметил покражи. М-с Джо из сил выбивалась, убирая дом к предстоящему празднеству, а Джо сидел на пороге кухни, куда его отсылали, чтобы он не мешал уборке.