— Да, дать несколько денег, — отвечал я с смущением, вспомнив о пачке векселей, дожидавшихся меня дома, — дать несколько денег теперь и обнадежить дальнейшим кредитом в виду ожидающей меня блестящей будущности.

— М-р Пип, — сказал Уэммик, — я бы желал перечислить вместе с вами по пальцам имена всех мостов, начиная с Чельси. Посмотрим: Лондонский мост — это раз; Соутваркский — два; Блакфрайарский — три; Ватерлоский — четыре; Уэстминстерский — пять; Воксголский — шесть. Вы видите, что их целых шесть; есть из чего выбрать.

— Я вас не понимаю, — отвечал я.

— Выберите себе мост, м-р Пип, и швырните через его перила деньги в воду — и делу конец. Но одолжите их другу — и деньгам тоже наступит конец, — но менее приятный и выгодный конец.

— И это ваше решительное мнение, м-р Уэммик?

— Это мое решительное мнение в этой конторе.

— Ах! — сказал я, усматривая в этом для себя лазейку, — но что вы скажете на счет этого долга в замке?

— М-р Пип, — отвечал он серьезно, замок одно место, а эта контора — другое. Равно, как престарелый родитель один человек, а м-р Джагерс — другой. Их не нужно смешивать. О моих чувствах меня надо спрашивать дома, в этой конторе от меня ничего нельзя требовать, кроме моих официальных обязанностей.

— Прекрасно, — отвечал я с облегчением, — я, значит, побываю у вас дома.

— М-р Пип, вы будете желанным гостем но личному и частному делу.

Полагая, что в воскресенье всего лучше узнать от Уэммика его домашния чувства, я определил в следующее же воскресенье совершить паломничество в замок. Хорошенько обсудив все дело, я снова заговорил о нем в тех же словах, как говорил раньше. Я намекнул Уэимику, что очень тревожусь о судьбе Герберта Покета, разсказал ему, как мы встретились и подрались. Я описал семью Герберта и его характер и то, что у него нет никаких средств, кроме тех, что он получает от отца; и эти средства неопределенныя и неверныя. Я сообщил, какую выгоду извлек я из его общества, и сознался, что боюсь, что плохо отплатил ему за его услуги, и что он лучше устроился бы, не будь меня и моей блестящей будущности. Не упоминая ни слова о мисс Гавишам, я намекнул однако о том, что я, быть может, явился ему соперником в счастьи, и уверил, что у него великодушная душа, и что он выше всяких низких расчетов, зависти и интриги. По всем этим причинам и потому, что он мой юный товарищ и друг, и я очень люблю его, я желаю, чтобы лучи моего счастия отразились и на нем, а потому пришел позаимствоваться у Уэммика его опытом и знанием, и просить совета, как мне всего лучше помочь Герберту; я желаю, чтобы он пользовался некоторым доходом — скажем сто фунтов в год — чтобы он не потерял надежды и бодрости душевной; а затем надо постепенно приобрести ему небольшое участие в каком-нибудь предприятии. В заключение я просил Уэммика понять, что помощь мою следует оказать так, чтобы Герберт ничего о том не знал и не подозревал, и что, кроме него, у меня никого нет в мире, с кем бы посоветываться. Я кончил и положил ему руку на плечо, говоря:

— Я не могу не открыться вам, хотя знаю, что это будет для вас хлопотливо; но вы сами виноваты — зачем вы меня сюда пригласили?

Уэммик помолчал немного и затем проговорил, как бы вздрогнув:

— Знаете ли, м-р Пип, я должен вам сказать одну вещь — это чертовски хорошо с вашей стороны.

Не прошло и недели, как я получил записку от Уэммика, помеченную замком и гласившую, что он надеется, что наше частное и личное дело сладится, и что он будет рад меня повидать и поговорить о нем. Поэтому я еще раз наведался в его дом, и еще раз, и кроме того несколько раз виделся с ним в городе, но никогда не заходил по этому поводу в контору.