— Но ведь я не виновата, — сказала Эстелла, — я не могла вал ничего обещать потому, что едва могла ходить и лепетать, когда вы меня взяли. Чего вы хотите от меня? Вы были очень добры ко мне, и я вам всем обязана. — Но чего вы хотите?

— Любви, — отвечала та.

— Она ваша.

— Нет, — сказала мисс Гавишам.

— Вы моя приемная мать, — произнесла Эстелла, все так же спокойно, без гнева, но и без нежности. — И я всем обязана вам. Все, что у меня есть — ваше, все, что вы мне дали, я готова вернуть вам. Но, кроме этого, у меня ничего нет. И если вы требуете от меня того, чего вы мне не давали, — благодарность и долг не могут сотворить невозможнаго.

— Я никогда не давала тебе любви? — закричала мисс Гавишам, пылко поворачиваясь ко мне. — Разве я не давала ей жгучей любви, неразлучной с ревностью, с жгучей болью, а как она со мною разговаривает! Пусть зовет меня безумной, пусть зовет меня безумной!..

— Зачем я буду звать вас безумной? Кто лучше меня знает, какия у вас твердыя решения? Кто лучше меня знает, какая стойкая у вас память? Кто лучше меня может это знать, когда я сиживала рядом с вами на маленьком стуле у этого самаго очага и выслушивала ваши наставления и глядела вам в лицо, когда оно казалось мне странным и пугало меня!

— Скоро же ты все забыла! — простонала мисс Гавишам. — Скоро забыла!

— Нет, я ничего не забыла, — отвечала Эстелла. — Не забыла, но сохранила бережно в памяти. Когда вы видели, чтобы я изменяла вашим наставлениям? Когда вы видели, чтобы я позабыла ваши уроки? Когда вы видели, чтобы у меня было сердце? — она дотронулась рукой до своей груди. — Когда вы запрещали мне любить? Будьте справедливы ко мне!

— Так горда, так горда! — стонала мисс Гавишам, откидывая обеими руками седые волосы от лба.

— Кто учил меня быть гордою? — возразила Эстелла. — Кто хвалил меня, когда я знала свой урок?

— Так жестокосердна, так жестокосердна! — стонала мисс Гавишам, хватаясь за волосы.

— Кто учил меня быть жестокосердной? — отвечала Эстелла. — Кто хвалил меня, когда я знала урок?

— Но как можешь ты быть гордой и жестокосердной со мною? — Мисс Гавишам почти вскрикнула, протянув обе руки. — Эстелла, Эстелла, Эстелла! как можешь ты быть гордой и жестокосердной со мною?

Эстелла глядела на нее с минуту, как бы в тихом удивлении, но ни мало не смутилась; и затем снова стала смотреть в огонь.

— Не могу представить себе,- начала Эстелла после минутнаго молчания, — отчего вы так неблагоразумны, когда я приехала повидаться с вами после разлуки. Я никогда не забывала ваших обид и их причины. Я никогда не была неверна вам или вашим наставлениям. Я никогда не выказывала слабости, и вам не в чем обвинять меня.

— Неужели было бы слабостью отвечать на мою любовь? — вскричала мисс Гавишам. — Но, да, да, она это называет слабостью!

— Я начинаю думать, — проговорила Эстелла, задумчиво, после минуты безмолвнаго удивления, — что почти понимаю, как это все вышло. Если бы вы воспитали свою приемную дочь в полном мраке ваших покоев и никогда бы не показали ей, что такое дневной свет, — если бы вы сделали это, а затем почему-нибудь пожелали бы, чтобы она понимала, что такое дневной свет, то были бы разочарованы и разсержены.