Я читал, положив перед собою на стол часы и решив, что в одиннадцать часов закрою книгу. Когда я закрыл ее, часы собора Св. Павла, а также и многочисленные церковные часы в городе — которые раньше, которые позже — пробили одиннадцать! Ветер перебивал их звон; я прислушивался и дивился перебою ветра, как вдруг я услышал шаги на лестнице. Что-то странное творилось со мною, я вздрогнул, и мне представилось, что я слышу поступь моей покойной сестры. Ощущение это тотчас же исчезло, и я снова прислушался и снова заслышал шаги. Вспомнив тогда, что лампа на лестнице погасла, я взял свою лампу и вышел на лестницу. Кто бы ни шел, но при виде моей лампы он остановился, и воцарилась полная тишина.

— Тут кто-то есть? — спросил я, заглядывая вниз.

— Да, — отвечал голос из мрачной глубины.

— Какой вам этаж нужен?

— Самый верхний. М-р Пип?

— Меня так зовут. Что случилось?

— Ничего, — отвечал голос.

И человек стал подниматься.

Я стоял и держал лампу и светил через перила, а он медленно поднимался, пока попал в круг света, который бросала лампа. В это мгновение я увидел лицо, мне незнакомое, глядевшее на меня с таким выражением, точно вид мой трогал и утешал его.

Подвигая лампу но мере того, как человек подвигался, я заметил, что он тепло, хотя и просто одет — точно морской путешественник; что у него длинные, седые волосы; что ему лет около шестидесяти; что он мускулистый человек, крепкий на ногах, и что лицо у него загорело и обветрело от долгаго прерывания на открытом воздухе. Когда он поднялся на последнюю площадку, и свет моей лампы озарил нас обоих, я увидел с каким-то тупым удивлением, что он протягивает мне обе руки.

— Скажите, пожалуйста, какое у вас до меня дело? — спросил я его.

— Какое дело? — повторил он, остановившись. — Ах! да! я обясню, в чем мое дело, с вашего позволения.

— Вы желаете войти ко мне?

— Да, — отвечал он;- я желаю войти к вам, господин.

Я задал этот вопрос довольно негостеприимно, потому что меня сердило довольное и сияющее выражение его лица. Я сердился потому, что он как будто ждал, что я отвечу ему тем же. Но я провел его в комнату, из которой только что вышел, и, поставив лампу на стол, попросил его обясниться гк вежливо, как только мог.

Он озирался с странным видом — с видом удовольствия, точно он был причастен к тому, что видел вокруг себя и чем восхищался, — и затем снял толстое пальто и шляпу. Тогда я увидел, что его голова облысела, и что длинные, седые волосы были очень редки. Но я все-таки ничего не заметил, что бы мне обяснило, кто он. Напротив того, я очень удивился, что он снова протягивает мне обе руки.

— Что это значит? — спросил я, подозревая, что он с ума сошел.

Он отвел глаза от меня и медленно потер голову правою рукой.

— Обидно так-то для человека, — начал он грубым, хриплым голосом, — когда он прибыл издалека и нарочно; но вы в этом не виноваты — да и никто не виноват. Я сейчас обяснюсь. Дайте минуту срока.

Он сел в кресло, стоявшее перед камином, и закрыл лоб большой, смуглой жилистой рукой. Я внимательно поглядел на него и почувствовал к нему отвращение; но не узнал его.

— Здесь никого нет? — спросил он, озираясь через плечо.

— Зачем вы, чужой человек, пришли ко мне в ночную пору и задаете такой вопрос? — сказал я.

— Вы ловкий малый, — отвечал он, качая головой с решительным восхищением, столь же досадным, как и непонятным:- я рад, что вы такой ловкий малый! Но не хватайте меня за шиворот. Вы после пожалеете об этом.

Я отказался от намерения, которое он угадал, потому что узнал наконец, кто он.