— Господи, какой ужасъ! Кровь холодеетъ.

— Еще-бы. Конечно, есть опасности явныя и есть тайныя. Вотъ, напримеръ, вы сидите у окна. Знаете-ли вы что сквозь невидимый простымъ глазомъ щели въ раме все время тянетъ тоненькій, какъ комариное жало сквознякъ, который, какъ стальная иголочка, впивается въ легкія. Легочные пузырьки, охлаждаясь, лопаются, появляются сгустки, кровохарканье и…

— Что-жъ делать, — съ бледной неискусно сделанной улыбкой возразилъ я. — Кому-нибудь, все равно, приходится сидеть у окна.

— Да давайте я сяду, — простымъ тономъ, какимъ вообще говорятся геройскія вещи, — сказалъ незнакомецъ.

— Однако, ваши легкія…

— Э! Мне-ли жалеть ихъ… Однажды въ Константинополе я два дня пробродилъ во время жестокихъ морозовъ въ одномъ пиджачке. Въ Астрахани познакомился съ однимъ заклинателемъ змей… Ну-да чего тамъ говорить! Идите на мое место.

Мы пересели.

— Ну, знаете, — покачивая головой въ тактъ движенію вагона и обращаясь къ незнакомцу, заметилъ Незапяткинъ. — Онъ мой пріятель, я знаю его съ детства, люблю его, но и я бы не сталъ такъ рисковать своей шкурой за другого.

— Э! Стоитъ-ли говорить объ этомъ, — махнулъ рукой незнакомецъ.

Подселъ поближе къ окну, развернулъ мой журналъ и погрузился въ чтеніе.

езда въ вагоне безъ чтенія — очень скучная штука, Незнакомецъ читалъ, a мы съ Незапяткинымъ клевали носомъ, изредка перебрасываясь ленивыми отрывочными фразами.

— Когда будемъ въ Тифлисе?

— Э! Еще не скоро.

— Время-то какъ тянется.

— Да ужъ.

— Душно въ вагоне.

— Да.

— Всюду зима, a тутъ весна.

— Это верно.

— Смотри, какія деревья.

— Да. Большія.

Дочитавъ журналъ, незнакомецъ вернулъ его мне, зевнулъ и сладко потянулся.

— Эхъ, поспать бы теперь!..

Онъ посмотрелъ на Незапяткина и сказалъ:

— Это самая подлая дорога въ Россіи.

— Почему?

— Почти каждый день столкновенія поездовъ.

— Что вы говорите! Почему-же въ газетахъ не пишутъ?

— Скрываютъ. Вы сами понимаете… Гмъ! Да. Сколько жертвъ!

— Жуткая вещь! — заметилъ Незапяткинъ, съ тревогой поглядывая на меня.

— А еще-бы!

— Самое скверное то, — сказалъ незнакомецъ, — что вагоны понастроены этакими закоулочками. Вотъ такъ, какъ мы сидимъ, — случись столкновеніе — пиши пропало!

— Почему?

— А какъ же! Смотрите: наши коленки почти упираются въ стенку вагона. Представьте себе, на насъ налетелъ поездъ! Сейчасъ-же стена соседняго вагона хлопаетъ по нашей стене, a наша стена по нашимъ собственнымъ коленямъ. Давленіе въ несколько сотъ атмосферъ.

— А что-же… случится? — тихо спросилъ Незапяткинъ, поглядывая на стенку вагона широко открытыми глазами.

— Какъ, что? Ноги ваши отъ удара моментально вонзаются въ вашъ животъ, выдавливаютъ оттуда печень, кишки, и вы складываетесь, какъ подзорная труба. Да-съ, знаете… Непріятно почувствовать собственную берцовую кость въ томъ месте, где определено природой быть только легкимъ и сердцу.

Мы, подавленные, молчали.

— Тазъ, конечно, вдребезги. Въ куски. И самое ужасное, что съ этого рода увечьями живутъ еще по три, четыре дня.

— Ну, a предположимъ, — спросилъ Незапяткинъ, — если пассажиръ въ моментъ столкновенія стоялъ въ корридоре? Опасность для него такая-же?

— Ничего подобнаго? Вы сами понимаете, что опасны не боковыя стенки, a передняя и задняя.