Поэтому, съ благоговейнымъ чувствомъ въ годовщину его кончины возлагаемъ на дорогую могилу венокъ.

Увы — венокъ терновый.

Впрочемъ, Антонъ Чеховъ слишкомъ русскій писатель, чтобы могъ надеяться на пошлейшій лавровый венокъ.

Русскимъ писателями терновые венки более сроди. Итакъ:

— Г. редакторъ! Васъ спрашиваютъ.

— Кто?

— Говоритъ: Чеховьянецъ. Должно, изъ армянъ.

— Да что ему нужно? Чемъ занимается?

— Я спрашивалъ. Говоритъ: Чеховьянецъ.

— Странное занятіе. Пригласите его;

Вошедшій господинъ вынулъ изъ кармана коробочку: открылъ ее и последовательно разложилъ передо мной измятую, довольно грязную салфетку, две обгорелыхъ спички, кусочекъ сахару и велосипедный билетъ за № 14121, выданный двинскому мещанину Терентію Иванову.

— Вотъ.

— Что это?

— Не купите ли?

Я внимательно осмотрелъ разложенныя богатства.

— Видите ли что… Я предпочитаю покупать спички неиспользованными, оптомъ, такъ… не менее целой коробки сразу. Сахаръ я пріобретаю по знакомству, не-обрызенный и, кроме того, стремлюсь, чтобы онъ былъ безъ желтыхъ пятенъ. Покупка тоже оптовая: два-три фунта… Билетъ этотъ более полезенъ велосипедисту Терентію Иванову, чемъ мне — не велосипедисту и не Терентію Иванову. И, наконецъ, салфетка носитъ на себе очень заметный светлый знакъ изъ буквъ и орнамента: "Золотой Якорь". Ну, какой же я, посудите сами, Золотой Якорь?!

— Ничего вы не понимаете, — сурово оборвалъ меня посетитель. — Я чеховіанецъ.

— Ага… Ну, что, какъ у васъ на Кавказе… все спокойно?

— На кой дьяволъ намъ съ вами Кавказъ?! Я тамъ никогда и не былъ!

— Простите, но ваша фамилія..

— Это моя профессія!? Посудите сами: разъ есть пушкиніанцы — почему не быть чеховіанцамъ?

— Допустимъ. Ну? Что вамъ нужно?

— Купите у меня эти вещи для Чеховскаго музея. Замечательныя реликвіи. И недорого: пара спичекъ по 15 рублей — вместе уступлю за 25, сахаръ; ну, это… я самъ на него смотрю сквозь пальцы. Три-пять рублей совершенно предовольно за этотъ увражикъ. Салфеточка — вещь диковинная. На ней, такъ сказать, отпечатлелись типично чеховскія черты. А велосипедный билетъ?.. о, это вы должны у меня съ руками оторвать.

Хорошо было бы оторвать ему руки даже безъ этого билета. Но, признаться, велосипедный билетъ меня заинтриговалъ.

— Что же это за билетъ?

— А вы на фамилію обратили вниманіе?

— Ну, да. Ивановъ.

— То-то и оно. Прообразъ знаменитой Чеховской драмы.

— Это что же… Чеховъ своего «Иванова» и писалъ съ этого… велосипедиста Терентія Иванова?

— Нетъ, но фамилія! Замечаете — фамилія? Одна и та же. Родственники Терентія разсказывали мне, что геніальный писатель долго не могъ остановиться на какомъ-нибудь названіи своей пьесы, пока не познакомился съ Терентіемъ. Тутъ его и осенило! Взялъ и на звалъ: Ивановъ. Просто и мило. Этотъ билетъ былъ семейной реликвіей, пока нужда не заела семью Ивановыхъ. Тутъ-то я и подвернулся. Купилъ совсемъ за гроши: полтораста. Дайте нажить четвертной. Отдамъ за 175.

— Спички тоже относятся къ билету?

— Нетъ, спички особо. Однажды былъ сильный ветеръ. Могучія деревья гнулись, какъ тростинки; и вотъ Антонъ Чеховъ, желая закурить трубку…

— Полно вздоръ говорить. Чеховъ не курилъ ни только трубки, но даже папиросъ.

— Курилъ! Ей Богу, верьте совести — курилъ. Только онъ стеснялся родныхъ.