- Вот так они и действуют, - сказала Николь. - Я слышала об этом в
Шартре. Чтобы добиться своего, они не всегда пытают тело. Они пытают душу.
Долгий день медленно клонился к вечеру. Взаперти в маленькой камере все
задыхались от жары, и не так-то просто было развлекать детей. Им нечего
было делать, не на что смотреть, и нечего было им почитать. Николь и
Хоуард выбивались из сил, поддерживая мир и прекращая ссоры, и это для них
оказалось даже отчасти благом: некогда было раздумывать о том, что
впереди.
Наконец немецкий солдат принес им ужин - черный кофе и длинные ломти
хлеба. За едой дети развлеклись и отдохнули; старик и девушка знали -
насытясь, все скоро захотят спать. Когда солдат вернулся за посудой, его
спросили о постелях.
Он притащил набитые соломой тюфяки, жесткие подушки и всем по одеялу.
Николь и Хоуард приготовили постели, и усталые за день дети сразу охотно
улеглись.
Долгие вечерние часы проходили в томительном бездействии. Старик и
девушка сидели на своих тюфяках и невесело раздумывали; порой перекинутся
несколькими словами и снова замолчат. Около десяти собрались спать; сняли
только верхнее платье, легли и укрылись одеялами.
Хоуард сносно спал в эту ночь, но Николь почти не спала. Очень рано,
еще до рассвета дверь камеры с грохотом распахнулась. Появился ефрейтор в
полной форме, со штыком на поясе и в стальной каске. Он потряс Хоуарда за
плечо.
- Auf! [Выходи! (нем.)] - приказал он и знаками велел старику встать и
одеться.
Николь, немного испуганная, приподнялась на локте.
- Мне тоже вставать? - спросила она.
Немец понял, покачал головой.
Натягивая в полутьме куртку, Хоуард повернулся к девушке.
- Наверно, опять допрос, - сказал он. - Не тревожьтесь. Я скоро
вернусь.
Николь была глубоко взволнована.
- Мы с детьми будем вас ждать, - просто сказала она. - Я о них
позабочусь.
- Знаю, - сказал старик. - Au revoir [до свиданья (фр.)].
В холодном предутреннем свете его повели через площадь, мимо церкви, к
большому дому, где вывешен был флаг со свастикой. Привели не в ту комнату,
где допрашивали в первый раз, а вверх по лестнице. Когда-то здесь была
спальня, и кое-что из обстановки осталось, но кровать вынесли, и теперь
тут была какая-то канцелярия.
У окна стоял гестаповский офицер в черном мундире, майор Диссен.
- So, - сказал он. - Опять этот англичанин.
Хоуард молчал. Диссен сказал что-то по-немецки ефрейтору и солдату,
которые привели арестованного. Ефрейтор отдал честь, вышел и закрыл за
собой дверь. Солдат стоял у двери навытяжку. В комнате уже разливался
серый свет холодного, пасмурного утра.
- Подойдите сюда, - сказал гестаповец. - Поглядите в окно. Славный
садик, правда?
Старик подошел. За окном был сад, окруженный высокой стеной красного
кирпича, ее заслоняли фруктовые деревья. Заботливо ухоженный сад, деревья
уже большие, приятно посмотреть. |