- По-моему, это весьма вероятно, - сказал старик.
- С тех пор как Джон погиб, мсье, я была в отчаянии, - тихо продолжала
девушка. - Мне казалось, в мире нет ни капли добра, все на свете стало
безумно и шатко и гнусно... бог умер или покинул нас и предоставил весь
мир Гитлеру. Даже эти малыши обречены страдать без конца.
Она умолкла. Молчал и Хоуард.
- Но теперь мне кажется, я начинаю понимать, что в жизни есть смысл, -
вновь заговорила Николь. - Нам с Джоном не суждено было счастья, кроме той
недели. Нам предстояло совершить ошибку. Но теперь, через меня и Джона,
спасутся дети, уедут из Европы и вырастут под мирным небом... Может быть,
для того мы с Джоном и встретились, - продолжала она чуть слышно. - Может
быть, через тридцать лет весь мир будет нуждаться в ком-нибудь из этих
малышей... Может быть, Ронни, или Биллем, или маленький Пьер сделает для
всех людей что-то очень важное, великое... Но так случится потому, что я
встретилась с вашим сыном, мсье, хотела показать ему Париж, и мы полюбили
друг друга.
Старик перегнулся к ней, взял за руку, и они долго сидели так в
полутьме. Потом легли на свои тюфяки и лежали без сна до рассвета.
Следующий день, как и накануне, провели в саду. Детям делать было
нечего, они заскучали, маялись, и Николь почти все время старалась их
как-нибудь занять, а Хоуард дремал в кресле под деревом. День проходил
медленно. В шесть часов подали ужин; потом все тот же официант убрал со
стола.
Николь с Хоуардом начали готовить постели для детей. Ефрейтор остановил
их; не без труда он дал им понять, что они отсюда уедут.
Хоуард спросил, куда уедут. Немец пожал плечами.
- Nach Paris? [В Париж? (нем.)] - сказал он неуверенно. Он явно ничего
не знал.
Полчаса спустя их вывели и посадили в крытый фургон. С ними сели двое
немецких солдат, и машина тронулась. Старик пробовал расспросить солдат,
куда их везут, но те отмалчивались. Немного погодя из их разговоров между
собой Хоуард уловил, что солдаты получили отпуск и направляются в Париж;
видимо, заодно им поручено в дороге охранять арестованных. Похоже, что
слух о Париже верен.
Понизив голос, старик обсуждал все это с Николь, а машина, покачиваясь,
увозила их от побережья в глубь страны, и теплый вечерний ветерок колыхал
листву деревьев по обе стороны дороги.
Потом подкатили к окраине какого-то города. Николь выглянула из окошка.
И чуть погодя сказала:
- Это Брест. Я знаю эту улицу.
- Брест, - кратко подтвердил один из немцев.
Подъехали к вокзалу; пленников вывели из машины. Один страж остался при
них, другой пошел к железнодорожному начальству; французы-пассажиры с
любопытством разглядывали необычную компанию. Потом их провели за барьер,
и они вместе со своими страхами оказались в вагоне третьего класса, в
поезде, который, по-видимому, шел на Париж.
- А в этом поезде мы будем спать, мистер Хоуард? - спросил Ронни.
Старик терпеливо улыбнулся.
- Тогда я имел в виду не этот поезд, но, может быть, нам и придется
здесь спать, - сказал он. |