|
В первый час Хоуард на ходу то и дело оглядывался - не идет ли автобус, но автобусов не было. Дети веселились вовсю. Бегали, болтали друг с другом и с Хоуардом, затевали какие-то игры, поминутно рискуя попасть под колеса запыленных грузовиков с усталыми водителями, и старик все время был настороже. Становилось все жарче, и он велел своим подопечным снять пальто и свитеры и сложить в коляску. Роза, уже не спрашивая разрешения, шла босиком; Хоуард уступил просьбам маленьких англичан, позволил им тоже снять носки, но ботинки велел надеть. Он снял чулки и с Пьера. Мальчик был по-прежнему бледен и молчалив, однако неестественное оцепенение как будто чуть отпустило. Он все еще сжимал в руке свисток и иногда тихонько свистел; Шейла порой пыталась отнять у него свисток, но Хоуард был настороже и не дал ей воли. - Перестань к нему приставать, - сказал он, - не то придется тебе опять надеть носки. Он сделал строгое лицо; Шейла покосилась на него и решила, что угроза нешуточная. По временам Роза наклонялась к мальчику в сером. - Siffle, Pierre, - говорила она. - Siffle pour Rose [Посвисти, Пьер. Посвисти для Розы (фр.)]. - Пьер подносил свисток к губам и извлекал из него короткий, слабый звук. - Ah, c'est chic, ca! [Вот замечательно! (фр.)] Она забавляла его все утро и порой застенчиво улыбалась Хоуарду. Шли очень медленно, не больше полутора миль в час. Не следует торопить детей, думал Хоуард. К вечеру доберемся до Монтаржи, но только если не заставлять их выбиваться из сил. Около десяти утра на севере поднялась стрельба. Старика озадачило, что выстрелы очень громкие, словно бьют пушки или гаубицы. Это далеко, милях в десяти или еще дальше, но определенно на севере, между ними и Парижем. Он тревожился и недоумевал. Неужели немцы обошли Париж с юга? Не потому ли поезд не пошел дальше Жуаньи? К десяти часам добрались до крошечной деревушки под названием Лакруа. Был тут единственный estaminet [кафе, кабачок (фр.)], в боковой комнатенке торговали кое-какой бакалеей. Дети шли уже три часа и начали уставать; давно пора им отдохнуть. Хоуард повел их в кабачок и взял на четверых две большие бутылки оранжада. Были тут и еще беженцы, молчаливые и мрачные. Один старик вдруг произнес, ни к кому не обращаясь: - On dit que les Boches ont pris Paris [говорят, боши взяли Париж (фр.)]. Тощая старуха хозяйка подтвердила - да, верно. Так говорили по радио. Она слыхала это от одного солдата. Хоуард слушал, потрясенный до глубины души. Невероятно, неужели такое могло случиться... Все опять замолчали, казалось, никто не знает что сказать. Только дети вертелись на стульях и делились впечатлениями от оранжада. Посреди комнаты на полу сидела собака, усердно чесалась и порой ляскала зубами, цапнув блоху. Старик оставил детей и прошел в соседнюю комнату. Он надеялся купить апельсинов, но в лавчонке не оказалось ни апельсинов, ни свежего хлеба. |
