Он был бесконечно благодарен им за помощь и за
ободрение. С тех пор как он расстался с капралом и шофером "лейланда", он
сильно пал духом, а теперь в нем опять пробудилась надежда вернуться на
родину. Правда, сначала надо пробраться в Бретань. Наверно, это совсем не
просто; единственный его документ - английский паспорт, а у детей вовсе
нет никаких документов. Если немцы остановят его и станут допрашивать, все
пропало, но до сих пор его ни разу не останавливали. Если никто его не
заподозрит, быть может, все и обойдется.
Николь вернулась из кухни одна.
- Мама пошла спать, - сказала она. - Она встает очень рано. Она желает
вам доброй ночи.
Он вежливо сказал что-то подобающее случаю.
- Пожалуй, и мне лучше лечь, - прибавил он. - Последние дни для меня,
старика, были довольно утомительны.
- Я понимаю, мсье, - сказала Николь. На минуту запнулась и смущенно
докончила: - Я говорила с мамой. Мы обе думаем, что мне следует проводить
вас до Бретани, мсье Хоуард.
Наступило короткое молчание, старик ничего подобного не ждал.
- Это очень великодушно с вашей стороны, - сказал он не сразу. - Весьма
великодушное предложение, мадемуазель. Но, право, я не могу его принять. -
Он улыбнулся девушке. - Поймите, у меня могут выйти неприятности с
немцами. Мне совсем не хочется и на вас навлечь беду.
- Я так и думала, что вы это скажете, мсье, - возразила Николь. - Но,
поверьте, мы с мамой все обсудили, и я поеду с вами, так будет лучше. Это
уже решено.
- Не спорю, вы мне оказали бы неоценимую помощь, мадемуазель, - сказал
Хоуард. - Но такие вещи нельзя решать наспех. Тут надо серьезно подумать,
давайте отложим до утра: утро вечера мудренее.
Смеркалось. В полутемной комнате ему почудилось - у Николь влажно
блестят глаза и она как-то странно мигает. Наконец она сказала:
- Пожалуйста, не отказывайтесь, мсье Хоуард. Я так хочу вам помочь.
Старик был тронут.
- Я думаю только о вашей безопасности, мадемуазель, - мягко сказал он.
- Вы уже и так очень много для меня сделали. Чего ради утруждать себя еще
больше?
- Ради нашей старой дружбы, - сказала она.
Он сделал последнюю попытку ее отговорить:
- Я высоко ценю вашу дружбу, мадемуазель, но... в конце концов, мы были
всего лишь знакомы как соседи по гостинице. Вы и так сделали для меня
много больше, чем я смел надеяться.
- Как видно, вы не знали, мсье. Мы с вашим сыном... с Джоном... мы были
большие друзья.
Наступило неловкое молчание. Николь отвернулась.
- Итак, решено, - сказала она. - И мама вполне со мной согласна. А
теперь, мсье, я вас провожу в вашу комнату.
Она прошла с ним по коридору и показала отведенную ему комнату. Здесь
уже побывала ее мать и положила на постель длинную полотняную рубашку,
ночное одеяние полковника. На туалетном столике она оставила опасную
бритву, ремень, тюбик с остатками крема для бритья и флакон одеколона под
названием "Fleurs des Alpes" ["Альпийские цветы" (фр.)].
Девушка осмотрелась. |