|
- Кажется, тут есть все, что вам может понадобиться, - сказала она. - Если мы что-нибудь упустили, позовите меня, я здесь рядом. Позовете? - Мне здесь будет как нельзя лучше, мадемуазель, - заверил Хоуард. - Утром не торопитесь, - продолжала Николь. - Надо еще приготовиться в дорогу, и нужно кое-что разузнать... потихоньку, понимаете. Мы с этим справимся лучше, мама и я. А вы полежите подольше в постели и отдохните. - Да, но дети... - возразил Хоуард. - Я должен за ними присмотреть. - Разве в Англии, когда в доме две женщины, за детьми смотрят мужчины? - с улыбкой спросила Николь. - Гм... да, но... я не хотел бы обременять вас этими заботами. Она снова улыбнулась. - Полежите подольше в постели, - повторила она. - Часам к восьми я принесу вам кофе. Она вышла и затворила за собой дверь; несколько минут Хоуард задумчиво смотрел ей вслед. Престранная молодая особа, думал он. Просто невозможно ее понять. По Сидотону он помнил юную лыжницу, крепкую, очень застенчивую и сдержанную, как почти все молодые француженки из средних слоев. Ему особенно запомнилось, как странно противоречила ее наружности - изящной головке с коротко стриженными, тщательно завитыми волосами, тонким выщипанным бровям, наманикюренным пальчикам - устрашающая быстрота, с какою она летела на лыжах вниз по самым крутым горным склонам. Джон, и сам первоклассный лыжник, говорил отцу, что ему стоило немалого труда держаться впереди нее. Она легко брала препятствия, которые он старался обойти, и ни разу не упала и не расшиблась. Но дорогу разбирала неважно и подчас отставала на ровном месте, где Джон уносился далеко вперед. Вот, в сущности, и все, что старик сумел припомнить о Николь Ружерон. Он отвел глаза от двери и стал раздеваться. По-видимому, она очень изменилась, эта девушка. Так мило и так неожиданно, со странной французской пылкостью сказала она, что они с Джоном были большие друзья; очень славная девушка. Обе - и мать и дочь - бесконечно добры к нему, а самоотверженная готовность Николь проводить его в Бретань - это уже поистине донкихотство. И отказаться нельзя, попытка отказаться, по-видимому, сильно ее огорчила. Не станет он больше отказываться; притом с ее помощью он, пожалуй, и правда сумеет вывезти детей в Англию. Он натянул длинную ночную рубашку и лег, после двух ночей, проведенных на сеновалах, такое наслаждение - мягкий матрас и гладкие простыни. С самого отъезда из Сидотона он ни разу не спал по-человечески, в постели. Да, она сильно изменилась, эта Николь. Ее короткие кудри все так же уложены по моде, и выщипаны брови, и ногти безупречно отделаны. Но весь облик иной. Она словно стала лет на десять старше; под глазами легли темные тени, под стать черному шарфу на шее. И вдруг подумалось - а ведь она напоминает молодую вдову. Она не замужем, совсем юная девушка, и все-таки отчего-то похожа на молодую вдову. |
