Но сейчас он занят: высматривает в пестрой толпе тех, кто придет отобрать у него цицимиме. Их сложно не заметить, они уже берут свою добычу в кольцо, стремительно приближаясь, и все в них напоминает о гиенах: безумный хохот, походка вприскочку, стремительно наклоненные вперед тела. Молодой, но уже потасканный самец с нечистой сероватой кожей наркомана, с лицом неподвижным и скорбным, словно предсмертная маска, подхватывает Тату под локоток и, воркуя, ведет в полутьму смежных комнат, гостеприимно распахнутых для жертв внезапного желания: интимное освещение, приглашающая череда диванов и лежанок. А трое самок, даже взгляда не бросив, сделал их «котик» свою часть работы или нет, шаг за шагом оттесняют Дамело к стене, и улыбаются, улыбаются.

Князь ада читает их, будто открытую книгу — нет, не книгу судеб, что ему их судьбы! Книгу чувств. Миктлантекутли видит, насколько развращены они своей близостью к роскоши — сильней, чем обладанием этой роскошью. Как мечтают стать теми, кто повелевает жизнью, но пока жизнь повелевает ими — непредсказуемая, темная жизнь авантюриста. Видит инстинкт, вшитый на подкорку природой, твердящий разуму: если не хочешь умереть с голоду, попытайся съесть всех, кто тебя окружает! Они следуют безнравственной и беспощадной природе своей, пытаются гордиться ею, как некоторые гордятся достижениями разума.

Тем временем страх скручивается узлом в животе у каждой, борясь со сладким чувством превосходства. Маленькие хищницы, даже флиртуя, смотрят на индейца глазами, полными азарта, бешенства и боли. Глядя в их лица, владыка Миктлана не может не облегчить мучения голодных маленьких эгоисток, мечтающих заесть стресс — им, Дамело. Мысли приобретают ясность, как иногда посреди гулянки: ты пьян в зюзю, однако мир обретает четкие контуры, движения замедляются, точно воздух вокруг превращается в воду. И преодолевая сопротивление густой, вязкой среды, ты вырываешься за грань — туда, где пламя ревет с утра до ночи и рев его слышен сквозь скрежет зубовный, где грешники меняются местами с палачами, демоны восстают и вновь покоряются, а ты всему этому хозяин, раб и бог. И даже в живом видишь только сырье для загробных мучений.

Пластиковые типсы проезжаются по коже, царапая, будто набор тупых ножей — одновременно с голосами, царапающими слух:

— А что в вашем клубе делают с плохими девочками?

— С такими, как мы.

— Ты хорошо порешь, красавчик? Может, на мне поупражняешься?

— Эй, не дави на Мастера, ты, невоспитанная с-с-с…

— Сама ты невоспитанная с-с-с!

— А можно вступить в ваш клуб?

— Это очень дорого? Мы хотим скидку!

— Мы можем ее заработать, вот увидите, мы стоим о-о-очень большой скидки…

Они вьются вокруг него, то приближаясь, то отскакивая, выбирая момент, чтобы наброситься всей стаей, урвать по куску от оглушенной, напуганной жертвы, пожрать ее заживо.

Дамело чувствует, как внутри него разворачивает крылья сияющий ужас по имени Миктлантекутли. Ему хотелось бы иметь крылья и здесь, в реальном мире, где проблем от них больше, чем пользы, начиная с проблемы мировой славы, которую индеец получит после роликов, выложенных на ютуб очевидцами. Но изнутри Дамело ничто не сдерживает, он распахивает крылья во всю ширь, мягко обнимает ими будущую добычу, незримо лаская, притягивая ближе, скрывая от глаз. Гости и хозяева перестают замечать высокого брюнета и окруживших его светских львиц… вернее, гиен.

Владыка Миктлана увлекает завороженных спутниц за собой, в те же комнаты, куда чуть раньше их дружок увел Тату. Во второй или третьей по счету он натыкается на своих гончаков. Гиеновый «котик» еще жив, он пыхтит и ворочается, распятый между быльцами кровати на шнурах от портьер, с кляпом из собственного галстука во рту.

С каждой охотой демоны Дамело учатся друг у друга, словно детеныши из одного гнезда, становятся всё жесточе и изобретательней.