Без душевнаго волнения и трогательнаго впечатления невозможно было слышать его сердечных излияний в торжественных песнях: "Я оставил свое сердце в шотландских горах", или "Мой старый храбрый друг Гаук". Толстый человек в свою очередь пускался в сантиментальность. С нежностью певицы и самым пленительным тоненьким голоском он ворковал и ""Лети, лети со мной, моя подруга Бесси!" и тому подобные нежные романсы.
-- Сделайте одолжение, джентльмены, приказывайте себе подавать, что вам угодно! пожалуста приказывайте! кричал бледнолицый мужчина с рыжей головой, и требования на джин, вино, портер и сигары громогласно посыпались из всех частей комнаты.
"Певцы-джентльмены" находятся на самом верху своей славы; самым кротким и покровительным образом она разсыпают снисходительные поклоны и награждают ласковыми словами более известных им посетителей комнаты.
А вот этот коротенький круглолицый джентльмен, в узком коричневом сюртуке, в белых чулках и башмаках, разигрывает роль комика. Посмотрите, до какой степени он привлекателен. С каким самоотвержением и сознанием собственных своих способностей принимает он предлагаемый стул.
-- Джентльмены! говорит бас-джентльмен -- он же и председатель собрания -- сопровождая свой возглас ударом молотка. -- Джентльмены! позвольте мне завладеть вашим вниманием.... наш друг мистер Смуггинс желает быть полезным и любезным для всего собрания.
-- Браво! раздается се стороны собрания.
Смуггинс продолжительно прокашлялся -- так, для симфонии -- раза два чихнул, к беспредельному восторгу публики, а начал петь комическую песню припевая: "фал-де-рал, тол-де-рал", после каждой строфы, которая всегда оказывалась вдвое короче припева. Эта песня оканчивается оглушительным рукоплесканием, с окончанием котораго председатель общества снова ударяет молотком и восклицает:
-- Джентльмены! не угодно ли вам пропеть круговую песню?
Предложение принимается с шумным восторгом, для сильнейшаго выражения котораго некоторые энергические джентльмены отбивают донышки у рюмок. Девиз этот не лишен юмора, но часто служит поводом к легкой брани и именно при конце заседания, когда лакей сделает предложение удовлетворить его за пострадавшую посуду.
Подобныя сцены продолжаются до трех и до четырех часов утра. Хотя оне и не оканчиваются этим заседанием, потому что плодовитая изобретательность пирующих друзей открывает широкое поле для новых подвигов, но для описания их потребовался бы целый том, содержание котораго при всей назидательности, лишено бы было интереса. А потому мы делаем низкий поклон и опускаем занавес.
III. МАГАЗИНЫ И ЛАВКИ С ИХ ОБИТАТЕЛЯМИ.
Какой неистощимый источник для размышления представляют нам улицы Лондона! Мы ни под каким видом не модем согласиться с сожалением Стерна о человека, который, обехав пол-света, сказал, что видел одну лишь пустыню; не хотим и сами иметь ни малейшаго сожаления к человеку, который, взяв шляпу и трость, прогулялся бы от, Ковент Гардена до ограды св. Павла, и обратно, и потом сказал бы, что не извлек из этой прогулки не только удовольствия, но даже пользы. А надобно правду сказать, подобные люди существуют на белом свете: мы каждый день встречаемся с ними. Огромные черные шейные платки, светлые жилеты, замысловатыя трости и недовольныя лица составляют главную их характеристику. Другой человек быстро проходит мимо нас, серьезно отправляясь к занятиям или безпечно гоняясь за удовольствиями. Напротив того, эти люди безмолвно и медленно катаются по улице и выражают на своих лицах необыкновенное счастие и одушевление. Ничто, по видимому, не производит на них впечатления; ни что, кроме толчка со стороны какого нибудь невежды-дворника или быстраго кэба, не может нарушить их холоднаго ко всему равнодушия. |