И Николай Иванович продекламировал:

"Издавна твердят испанки:

В кастаньеты звонко брякать,

Под ножем вести интрижку

Да на исповеди плакать -

Три блаженства только в жизни".

- Не идет к тебе, когда ты читаешь стихи,- сказала Глафира Семеновна, посмотрев на мужа.

- Отчего?

- Физиономия у тебя совсем не поэтическая не для стихов. Да и фигура...

Николай Иванович, откупорив пол-бутылки хереса, смаковал его из дорожнаго серебрянаго стаканчика, а поезд мчался, пробегая в горах. Вдали синели снеговыя вершины. Становилось холодно.

- Небольшая станция Арая будет сейчас. На скале развалины древняго замка,- сообщила ему супруга, смотря в путеводитель.

И точно, подезжая к станции, на скале можно было видеть потемневшия развалины каменнаго замка. Стояла уцелевшая еще серая башня с бойницами. Глафира Семеновна заметила:

- И наверное в старину здесь разбойники жили. Сколько здесь несчастных похищенных женщин томилось! Вон около этих круглых оконцев оне и сидели, несчастныя.

- Ну, разбойники больше насчет мужчин,- отвечал супруг.- Что им женщины!

- Однако, во всех старинных романах разбойники женщин похищают. За женщин выкуп дадут. Да и так... Влюбится атаман в какую нибудь,- ну, и похитит.

Миновали маленькия станции Араю, Сальватьеру. Алегрию, большую станцию Виторию. Нанзанарес, Манзанос и приближались к Миранде.

На станции Манзанос, при виде марширующих жандармов, Николай Иванович плюнул:

- Фу, как эти шуты гороховые жандармы надоели! Левой, правой, левой, правой... А рожи серьезныя, пресерьезныя... И что удивительно: на всех станциях рожи одинаковыя, как на подбор: черные усы, брови дугой и носы красные. Должно быть, подлецы, хересу этого самаго страсть сколько трескают.

- Следующая станция - Миранда. Буфет и остановка для обеда. Табльдот...- прочитала Глафира Семеновна в путеводителе.- Перед станцией будет опять туннель.

- Буфет? Ну, слава Богу... Червячка давно заморить пора,- откликнулся супруг.- У меня уж давно в желудке словно кто на гитаре играет. Да... В желудке-то вот гитара, а так нигде ее не видать. Вот-те и Испания! Целый день едем, а еще гитары не слыхали. А я думал, что здесь гитара на каждом шагу.

Темнело. Сделалось еще холоднее. Поднимаясь все в гору, достигли почти снеговых возвышенностей. Глафира Семеновна накинула на себя шаль сверх пальто, Николай Иванович тоже облекся в пальто. Вошел кондуктор и стал что-то говорить по-испански, жестикулируя и твердя слова "Миранда" и "Комида".

- Парле ву франсе?- спросила его Глафира Семеновна.

- Но, сеньора,- покачал он головой, вынул две замаслянныя красныя карточки из кармана, и суя ей их в руки, твердил:- Комида, комида, сеньора. Дуо дуро...

- Чорт его знает, что он такое толкует,

- Комида, комида пор сеньора и... кабалеро... Комида...

Кондуктор пожевал губами и показал пальцем в свой открытый рот.

- Комида... Постой, я посмотрю в словаре, что такое комида значит,- сказал Николай Иванович и взялся за книгу, но было уж так темно, что разобрать что-либо было невозможно.

- Поняла! Поняла! Не смотри! Это он обед предлагает!- воскликнула Глафира Семеновна.- Вот на карточке крупными буквами напечатано: комида и потом - дине - обед. Сси... сси... кабалеро,- кивнула она кондуктору.

Он опять заговорил по-испански и стал повторять слова "дуо дуро".

- Дуро - это серебряный пятак, монета в пять пезет,- пояснил Николай Иванович судруге.- Надо заплатить за билеты. Постой, я ему заплачу. Два обеда... То бишь... Два комида... Дуо комида - дуо дуро.