- Ну, уж этому-то совсем не поверят,- отвечала супруга.- Летучия мыши всякаго шума боятся, так как-же оне могут быть в туннели, где громыхают поезда!

- Да ведь это совсем особенныя летучия мыши. Можно написать, что я выстрелил в одну из револьвера и убил ее.

- Не пиши. Не поверят.

Поезд остановился на станции. Глафира Семеновна выглянула в окно и на станционном доме увидела надпись: Villabona.

- Виллабона станция. Тридцать шесть километров от границы проехали,- проговорила она.

Станция была еще грязнее предшествовавших станций. На платформе около двери с надписью "Venta", то-есть винная лавка, сидели пять-шесть мужчин в одних жилетах, играли в карты и пили вино из высоких бокалов. Из дверей буфета несся запах жареной баранины. Опять марширующие жандармы и просящие нищие с одеялами, перекинутыми через плечо, но в рваных пиджаках или блузах без всякаго намека на испанские костюмы.

Николай Иванович опять возгласил:

- Где-же, в самом деле, испанцы-то в своих нарядах? Где испанки в мантильях и красных чулочках при коротеньких юбочках? Ничего я здесь не вижу испанскаго: ни нарядов, ни гитары, ни кастаньет. Хоть-бы одна какая-нибудь каналья пробренчала на гитаре!

- Погоди, может быть дальше и будет. В путеводителе сказано, что теперь мы проезжаем провинцию Басков,- отвечала жена.

LIII.

Поезд мчался. Проехали Толозу, проехали Зумарагу, несколько маленьких полустанок и приближались к Алсасуе. Поезд на половину шел под землей Николай Иванович успел уже насчитать до тридцати туннелей.

- Нигде еще мы такой подземной дороги не видели, сколько ни странствовали,- заметила Глафира Семеновна.- Алсасуя стоит в ста трех километрах от французской границы, это меньше чем сто три версты, а сколько уже ты насчитал туннелей!

- Двадцать девять,- откликнулся супруг.- Но это все наплевать. А меня поражает, что настоящих испанцев и испанок не видим. Все пиджаки, пиджаки и женщины в обыкновенных платьях. Затем, об Испании я Бог знает, что воображал, думал, что повсюду апельсинныя и лимонныя рощи, а тут скалы, скалы и скалы.

- Так ведь мы в горах едем. Погоди, на равнину ведем. Впрочем, вон лужайка и на ней барашки пасутся,- указала Глафира Семеновна.- В Алсасуе буфет и Фонда... Можешь рюмку хересу выпить. Да купи мне сельтерской воды и яблоков.

- Лучше, матушка, я пол-бутылки хересу куплю,- сказал супруг.

- Уж сейчас и пол-бутылки! Зачем-же напиваться-то?

- Не напиваться, а пол-бутылки дешевле. С какой стати дать наживать буфетчикам!

Станции Алсасуя. Опять марширующая пара жандармов, опять нищие с папиросами и одеялами через плечо. Николай Иванович побежал в буфет.

- Ля митд бутеля херес,- сказал он буфетчику, стоявшему за стойкой без сюртука и когда ему тот подал херес, ужасно обрадовался, что поняли его испанскую фразу, почерпнутую из словаря.- Мансана, мансана... Трез мансана...- прибавил он и показал три пальца.

Буфетчик дал ему три яблока и вручил сдачу, разменяв дуро - серебряную монету в пять пезет.

К супруге Николай Иванович прибежал в восторге.

- По-испански, оказывается, отлично говорю. Все поняли. И какой премилый человек буфетчик! Папирос себе купил. Настоящих испанских папирос. Спичек коробку - и это уж не французская дрянь, серенки, а такия-же, как у нас, хорошия спички,- разсказывал он, захлебываясь.- На станции в буфете много народу. Сидят, пьют и лук испанский жрут, но костюмов испанских - никаких.

- А знаешь что? Может быть здесь, в Испании, испанские-то костюмы по праздникам только носят, а сегодня будни,- заметила Глафира Семеновна.- Ты разочти: ведь испанские костюмы должны быть дороже обыкновенных.

- Да, да... Пожалуй, что и так. Но послезавтра воскресенье и стало быть мы их увидим в Мадриде. В воскресенье будем церкви осматривать.