- Табак... тэ... сигарет...

Солдат-досмотрщик тотчас-же поднял крышку сундука. Чиновник и не заглянул туда и перешел к багажу стоявшаго рядом англичанина. Второй солдат-досмотрщик живо налепил маленькие ярлычки на сундук, баульчики и картонки и, молча, протянул Николаю Ивановичу пригоршню. Подскочил носильщик и, указывая на пригоршню досмотрщика, шепнул Николаю Ивановичу, подняв вверх свой палец:

- Уна пезета, кабалеро... Уна...

- Дай, дай таможенному-то...- заговорила мужу Глафира Семеновна.- Стоит дать... Какие любезные люди!.. Даже не смотрели ничего. Ты видел? Я коробок даже не открывала. Первая таможня такая учтивая... Ну, испанцы! Молодцы... Сейчас видно, что народ благородный.

Супруг дал пезету, покрутил головой и сказал

- И как мало просит! Удивительно дешево.

Когда осмотр багажа кончился, к супругам приступили мальчишки и просили: "синко сентимиес". Николай Иванович показал им кулак, а носильщик двум-трем дал по подзатыльнику и повел супругов в буфет, но уж через другой ход.

В буфетной комнате опять невообразимо пахло чадом и стояло облако табачнаго дыма. Посреди комнаты был длинный обеденный стол с залитой вином и кофеем скатертью, с грязными тарелками, на которых лежали обедки, с грязными ножами и вилками и стаканами с недопитым вином. За столом сидели какие-то смугляки в суконных пелеринах и шляпах с широкими полями, пили вино и курили. Толстый хозяин в испанских бакенбардах на висках стоял за стойкой на возвышении и командовал что-то трем суетящимся лакеям во фраках. Тут-же около стойки малый в одном жилете и красном колпаке мыл в жестяной лоханке посуду и вытирал ее грязным полотенцем.

Носильщик обратился к супругам и, мешая французския слова с испанскими, стал обяснять, что времени остается до отхода поезда "уна ора", то-есть целый час, что можно в это время отлично поесть и попить, нужно только взять билеты на поезд и заранее занять "берлину" в поезде, то-есть купэ. Говоря, он пояснял все жестами, показывал пальцами. Николай Иванович отвечал носильщику "сси" и отправился вместе с ним в кассу за билетами, оставив супругу в буфете.

В кассе вместо кассира - дама с высокой испанской гребенкой в волосах и папироской в зубах. Она кой-как говорила по-французски и расторопно выдала ему два билета до Мадрида, сдавая сдачу улыбнулась, сказала: "bon voyage" и указала на кружку с крестом, висевшую около кассы. За любезное пожелание Николай Иванович опустил в кружку пезету.

Как только он отступил от кассы, к нему подошла жирная монахиня с наперсным крестом и в белой коленкоровой шляпе и тоже подставила кружку, кланяясь и бормоча что-то.

- Ну, уж довольно, сестра,- развел он руками,- Сейчас опустил лепту - и ассе...

Несколько шагов - и еще монахиня с кружкой.

- Тьфу ты пропасть! Да этому конца не будет! Ассе, ассе!- махал он руками и направился в буфет.

Там Глафира Семеновна уже сидела и пила кофе с молоком из высокаго стекляннаго бокала и ела булку.

- есть ужас как хочется, а есть боюсь - до того все грязно,- сказала она мужу.- Смотри, вон на блюде рыба разварная лежит, с него накладывают на тарелки, а рядом с рыбой окурок папиросы брошен и никто его не снимет с блюда.

- Вижу, но что-же делать!- отвечал тот.- Все-таки, я поем чего-нибудь. Не евши нельзя... Надо сесть чего-нибудь самаго испанистаго,- прибавил он, присаживаясь к столу и, вспомнив, что слугу надо звать словом "обмрэ", крикнул:- Омбрэ! Иси!

К нему, однако, выскочил из-за стойки сам хозяин и спросил по-французски:

- Ке вулэ ву, мосье?

- Ву парле франсе?- удивился Николай Иванович и сказал: - Доне муа келькшоз манже эспаньоль.