В вагон вскочили мальчишки, трещали без умолку, рвали у ней из рук коробки и называли ее мадам. Она не давала им вещей и кричала:

- Прочь! Прочь! Не дам ничего! Нам нужен портер, настоящий носильщик, с форменной бляхой. Николай Иваныч, нельзя-же доверить наш багаж этим оборванцам,- обратилась она к мужу:- Растащат. Да брось ты книгу-то! Где-же теперь отыскивать слова!

- Сейчас, сейчас... Ах, ты несчастие! Надо же случиться так, что как только понадобилось слово - сейчас и забыл его! Брысь!- крикнул он на мальчишек и показал им кулак, а затем вышел из вагона на платформу и стал кричать:- Портер! Портер!

Кричал он и махал руками долго, но никто не показывался. Наконец, к нему подбежала старуха в короткой сильно наваченной юбке и синих чулках и заговорила по-испански, вырывая у него из рук кожаный саквояж.

- Поди ты к чорту, ведьма...- говорил он ей.- Нам нужно портера... Мужчину... Омбре... а не бабу... Омбре, омбре...- повторил он, вспомнив, что мужчина по-испански омбре, и при этом указывал себе на грудь.- Омбре с номером на груди. Омбре... Нумер.. Нумеро...

Женщина поняла, что от нея требуют, обернулась, крикнула - "Фернандо"!- и замахала кому-то руками.

Подбежал старик в фуражке блином и в полосатой шерстяной фуфайке. Величая Николая Ивановича словом "кабалеро", он полез, по его указанию, в вагон, выгнал оттуда мальчишек, дав некоторым из них по подзатыльнику, и стал принимать от Глафиры Семеновны ручной багаж.

- Нет здесь носильщиков с номерами. И этот без номера. Но все-таки солидный человек и на него можно положиться,- сказал Николай Иванович жене.- В таможню... Дуан...- обратился он к носильщику.

- Cси, кабалеро...- кивнул ему носильщик и стал вытаскивать из вагона вещи.

LI.

Платформа первой испанской железнодорожной станции Ирун была до того забросана окурками папирос, сигар, спичек, кожурой от фруктов и клочьями рваной бумаги, что можно было смело сказать, что она никогда не метется. Стояли порожние ящики, боченки, валялись щепки, обручи. Под крытой стеклянной галлереей был невыносимый запах пригорелаго масла, кухонных отбросов, проквашенных помой и других нечистот.

- Какая грязь! Какой запах!- вырвалось у Глафиры Семеновны и она сморщила нос.

- Испания... Ничего не поделаешь...- отвечал Николай Иванович.- Зато народ красивый. В Италии тоже грязища... Помнишь, мы видели? Макароны на пыльной улице сушатся, козу в непрополосканную от деревяннаго масла бутылку доят, а тоже какой народ красивый.

- Здесь я и красиваго народа пока не вижу. Старик - урод, старуха - ведьма, мальчишки - черти.

Они шли за стариком носильщиком, который то и дело оборачивался к ним и произносил:

- Дуан, кабалеро... Дуан... Алон, сеньора...

- В таможню зовет... Он французския слова знает. С ним можно кой-как обясниться,- заметила Глафира Семеновна.

Супруги спешили за носильщиком и наткнулись на двух жандармов-карабинеров, марширующих вдоль остановившагося поезда. Они маршировали с самой серьезной миной, как опереточные жандармы. Да и костюмы их напоминали оперетку: какия-то кургузыя треуголки, суконныя краги на ногах, черные плащи с перекинутой через плечо полой и дуло ружья, торчащее из - под плаща. Маршируя, они не уступили дороги супругам и оттолкнули их в разныя стороны.

- Тьфу ты, проклятые! А еще военные!- выбранился Николай Иванович.

Вот и таможня, представляющая из себя какой-то амбар с каменными облупившимися стенами. Накурено ужасно. Все с сигарами и папиросками во рту: и чиновник, и солдаты-досмотрщики с зелеными жгутами на плечах, и носильщики, и полчище босоногих мальчишек, сопровождающих носильщиков.

Задерживали в таможне, однако, не долго.